Читаем Внутренний голос полностью

Возле Клавы сидит ее муж, свесив голову. А Клава одинаковым голосом костерит Равиля, который виноват, и муж тоже виноват, все виноваты. Не должна тридцатилетняя женщина лезть на крышу и чистить снег. Она должна любить мужа и рожать детей. А не лежать в палате вторая от двери. С потолка свисает веревка, за которую она держится, когда хочет слегка приподнять спину. Вот и вся движуха.

Кто виноват? Все виноваты.

В палате еще две женщины. Одна из них лежит уже десять лет. Ее возраст не определить.

Она узнает Лику и улыбается ей. Привыкла ко всему. Терпеливо ждет своего креста за окном. А может, и не ждет. Жить все равно лучше, чем не жить.

Первая половина дня. Окно выходит на солнечную сторону. В солнечном луче неорганизованно пляшут пылинки: вверх-вниз, туда-сюда. Это называется «броуновское движение».

На стене солнечная клякса. В середине кляксы греется муха. Отогрелась и полетела к окну. Хочет вырваться на волю, но на пути стекло. Муха ударилась о стекло раз, другой. Вернулась на стену. Не получилось. Надо перетерпеть.

Лика подошла к окну и открыла форточку. Легкая прохлада омыла всех свежестью. Все довольны, кроме Клавы. Ненависть к Равилю застилает все жизненные впечатления.

Лика покормила бабушку. Она принесла в термосе бабушкин любимый гороховый супчик. На второе – рыбные котлеты из судака. Супер. Фрукты спрятала в тумбочку.

Угостила соседок, каждой по мандаринке. Каждая светло улыбнулась.

Далее Лика достала книжку и почитала бабушке с того места, на котором остановилась прошлый раз.

Бабушка любила детские стихи. Почему? Потому что легко читается и все сразу затекает в душу.

Дело не в том, что бабушка ослабела мозгами. Вовсе нет. Просто ей нравилось все жизнеутверждающее. Хотелось, чтобы было весело.

Она не чувствовала себя несчастной и не искала сочувствия. Надо сравнивать себя не с теми, кому лучше, а с теми, кому хуже.

Можно было бы спросить: а кому хуже? Тем, кто под крестами. Они ничего не чувствуют. А она чувствует: видит, слышит, любит дочку и внучку. И ее любят. Разве этого мало?

Лика вышла из казенного дома и медленно пошла к станции. Потом развернулась и двинулась в обратную сторону. Хотелось прогуляться и продышаться. Выдохнуть из себя дом скорби.

Продолжала думать о бабушке. Она тоже работала в ателье, как и мама. Вернее, наоборот: мама, как и бабушка. Но мама шила ширпотреб, а бабушка – индпошив, верхнюю одежду. Пальто – зимнее и демисезонное.

Все портнихи утепляли зимние пальто ватином. От этого готовые изделия выглядели как фанерные ящики – квадратные и неуклюжие. А бабушка ватин игнорировала. Она утепляла пуховыми платками. Заказчики сами приносили оренбургские пуховые платки. Пальто становилось легким, как кофта, удобным. В такой одежде казалось, что тебя обнимают сильные, горячие молодые руки. Тепло и счастливо. Хочется горы свернуть.

Бабушка была выдающаяся портниха. А сейчас ее забыли. Приходят в ателье, спрашивают: «А где Анна Андреевна?» Ответ: «Она больше не работает». – «Очень жаль». И это все.

Забвение – дело житейское. Составляющая часть бытия. Человек не может помнить все. Мозги не склад.

Солнце светило ненавязчиво. Март. Начало весны. Дорога была пустынна. И вдруг как из-под земли вырос известный писатель. Высокий, с палкой, седой и старый.

Позже выяснилось, что ему сорок восемь лет. Вовсе не старый. Даже молодой. Но Лике – семнадцать. И разница в тридцать лет казалась ей пропастью, которую не перепрыгнешь.

А писателю разница в тридцать лет казалась нормальной и вполне допустимой. Женщина должна быть молодой и красивой, иначе в ней нет никакого смысла.

Мужчина от возраста не зависит. Богатый мужчина старым не бывает.

Лика не забывала о своей главной мечте: стать артисткой кино. Ей только нужна была рука, которая протолкнула бы ее сквозь конкурс. И вот она – рука. Идет, опираясь на палку. Поравнялась. Сейчас пройдет мимо.

– Ой! – вскрикнула Лика.

Писатель остановился.

– Вы мне? – спросил он.

– Ой! – повторила Лика. – Это вы?

– Я, – согласился писатель.

– А что вы тут делаете?

– Гуляю.

– А можно я с вами немножко погуляю?

– Давайте попробуем, – согласился писатель.

Они дошли до круглого пруда. Лика молчала, не знала, о чем говорить. Начинать сразу с просьбы было неудобно и неправильно. Это значило отпугнуть человека. Его наверняка все о чем-то просят.

– Как тебя зовут? – спросил писатель.

– Лика.

– Это татарское имя?

– Почему татарское? Полное имя Лидия Лукашина.

– А чем ты занимаешься, Лидия Лукашина?

Лика замерла. Если она скажет «ничем», это стыдно. Бездельница, дочь портнихи, бабушку сдали в дом престарелых – зачем известному писателю такое знакомство?

– Я учусь в консерватории, – вывернулась Лика. – На первом курсе.

– Мой сын тоже учился в консерватории. На фортепиано. Но в дальнейшем не продолжил. Стал снимать кино.

«Еще один шанс», – подумала Лика. Она станет актрисой и будет сниматься у сына.

– А кто твои родители, чем занимаются? – спросил писатель.

– Мама переводчица с английского, а папа играет в оркестре Большого театра. Первая скрипка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное