И мама не работала бы каждый день по восемь часов, согнувшись над машинкой. У нее уже спина стала круглая. На туалетном столике стояла бы шкатулка с драгоценностями, а в ней кольцо с бриллиантом в сорок карат. Можно не беспокоиться об остальном наряде. При таком кольце ты уже одета.
И все-таки большей драгоценности, чем дети, не существует.
Дети – самое большое богатство.
Вернемся к существующей действительности.
Лика стоит на улице Воровского… Ванька держит на руках Галюню. Сверху моросит мелкий дождь. От Ванькиной шапки пахнет мокрым котом.
Под ногами перекресток трех дорог: прямо, влево и вправо. Смерть, любовь и богатство. Но Лика про этот выбор ничего не знает. Стоит и плачет.
О чем ты плачешь, Лика?
Передоз
Надька засиделась.
Ей исполнилось тридцать лет, а жениха не было. И даже просто ухажера не наблюдалось. Почему? Непонятно. Надька была не хуже других и лучше многих, которые успели выйти замуж по второму и даже третьему разу.
Просто от нее ничего не исходило – ни плохого, ни хорошего. Как от привидения. К ней не притягивались живые предметы. Кроме кошек. Кошки моментально подходили к Надьке и терлись об ее ноги. Это был призыв: покорми… А так, чтобы бескорыстно, никто не приближался.
Надька была наполовину русская, а на вторую половину – еврейка.
Ее бабушка с еврейской стороны отправилась в синагогу, прихватив Надькины фотографии десятилетней давности. Там Надьке было не тридцать, а двадцать.
Бабушку звали Фира. Полное имя Эсфирь. Красиво, как драгоценный камень.
В синагоге Фира познакомилась с симпатичной дамой. О ней не скажешь «старуха» ни в коем случае. Интеллигентная женщина, преподаватель английского. Имя – Полина.
Полина тоже захватила фотографии своего сына Марика. Красивый. Странно, что его сватают. С такой внешностью мог бы и сам познакомиться.
Полина объяснила: ее сын – скромный инженер, зарплата сто двадцать рублей в месяц. Особо не разгуляешься. Сочетание скромности и бедности – кротчайший путь к забвению, не сулит никаких перспектив. Поэтому Полина вмешалась и взяла судьбу Марика в свои руки.
На самом деле все было не совсем так. Марик влюбился в русскую девушку Таню. Никаких претензий. Хорошая девушка, но русская. Полина не могла с этим смириться. Все русские – антисемиты, и эта Таня обязательно скажет Марику – жидовская морда.
И еще одна причина отторжения от Тани: во время Второй мировой войны евреи потеряли шесть миллионов. Надо восстанавливать популяцию, иначе евреи исчезнут с лица земли, как народности Крайнего Севера, которых осталось наперечет.
Фира сообщила, что ее внучка Надежда имеет семьдесят пять процентов еврейской крови. Двадцать пять процентов она добавила. Полина согласилась. Семьдесят пять процентов лучше, чем ничего.
Познакомились. Надьке Марик понравился сразу: красивый, воспитанный. Единственное, у него была неприятная манера жевать свой язык. Это происходило в те минуты, когда Марик задумывался.
Можно было сделать замечание, а можно просто не смотреть. Отводить глаза. Надька так и делала.
Что касается Марика, ему было все равно. Он любил Таню. А если не Таня, то какая разница: Марик не хотел огорчать маму, ему было легче огорчить Таню. Девушек сколько угодно, а мама – одна.
Марик согласился с маминым выбором.
Надя и Марик поженились. В какую-то минуту Марику стало жалко Надю. Она была скромная, даже более того – какая-то зашуганная, как дикий зверек, оказавшийся среди собак. Хотелось взять ее на руки, отнести обратно в дикий лес и там выпустить.
В минуту откровения Надька рассказала Марику, что ее отец – преподаватель вуза, был двоеженец. Жил на две семьи. В параллельной семье у него росло двое детей. Он их любил и брал с собой на отдых летом. И Надьку с мамой вывозил на то же самое море, в тот же самый дом отдыха.
Мама плакала, а вторая жена, крашеная блондинка, всячески показывала свое преимущество. А люди вокруг не могли понять: кто кому кто?
Надька отлавливала младшего параллельного ребенка (это был мальчик) и лупила его самозабвенно. Ребенок визжал как поросенок. Прибегал папаша и лупил Надьку. Надька мужественно терпела. Ее лицо принимало упрямое выражение. Надька не сдавалась. Она не желала делить своего отца. Отцами не делятся.
Надька буквально сходила с ума и сорвала себе всю психику. Ей потом всю жизнь казалось, что ее предадут.
Марик обнимал Надьку и говорил: «Я есть у тебя. Больше тебе никто не нужен».
Время шло. В жизни отца ничего не менялось. Все оставалось так, как есть. Отец не хотел выбирать, не хотел никого обижать. Делил себя поровну между женами и детьми. Надька по-прежнему не мирилась с этой ситуацией, тихо двигалась к психушке.
Спас ее ребенок. Вернее, сначала муж, а потом ребенок.
Родился мальчик. Назвали Максим. Он родился через девять месяцев после свадьбы. А чего тянуть?