Надя и Марк помчались в автомобильный салон и купили своему мальчику «мерседес». Пусть отвлечется.
Максим действительно отвлекся. Поступил на курсы вождения. Он долго не мог получить права, постоянно допускал ошибки. Инструктор был тугой, как ржавый замок. Все это не имело конца и края и продолжалось до тех пор, пока Надька не заплатила инструктору мзду. Довольно внушительную.
Далее Макс стал выезжать самостоятельно. Надька хватала такси и ехала за ним следом. Зачем? Чтобы в случае аварии оказаться рядом. Но что можно изменить, если авария уже случилась? Однако Надька не хотела внимать голосу разума. Ее Мася выезжал на минное поле. Опасность грозила отовсюду. Даже если он не нарушит правила движения, то рядом или сзади может оказаться идиот, от которого неизвестно что ждать. Надька ехала следом за сыном, буквально конвоировала его.
Макса раздражало преследование матери. Он бесился. Не мог сосредоточиться. Но Надька не в состоянии была остаться дома, зная, что ребенку каждую секунду грозит верная гибель.
Марк Григорьевич нанял опытного водителя, который садился рядом с Максом и буквально дежурил. Был внимателен, как ястреб на охоте, не пропускал ни одной мелочи.
Каждый раз он отчитывался перед Надькой. Хвалил Макса. Надька слушала его речи как музыку, доплачивала. Платила за свой покой.
Все шло неплохо. Макс учился, Марк богател. Надька рулила своими мужчинами. Подыскивала Максу пару – хорошую девушку. Но Максу нравились плохие девушки. С хорошими было скучно. Они берегли свою честь и не уступали без гарантий. Макс никаких гарантий не давал. Он был студент и полностью зависел от родителей.
Половина курса жили в общежитии. Макс завидовал ребятам из общежития. Они жили тесно, питались плохо, но были свободны как птицы, веселы и бесшабашны. Могли сесть на поезд и уехать в северную деревню. Надька бы не пустила, в крайнем случае поехала бы вместе с сыном. Макс сидел в золотой клетке по горло в родительской любви. Он и сам любил своих Масю и Мусю. Он хотел с ними остаться и от них вырваться. Единство противоположностей. От этого единства хотелось выброситься в окно.
Студенческая жизнь подходила к концу. Предстояла практика.
Что такое практика? Выпускника пристегивали к мастеру, и он, начинающий, постигал азы мастерства.
К гениальному мастеру лучше не попадать. Как можно передать другому свою гениальность? Никак. Это все равно как передать другому свою беременность. А заурядный оператор, ремесленник, может научить многим хитростям и ловкостям и всему тому, что называется ремеслом. Оператор – глаза режиссера.
Макса прикрепили к оператору по имени Владимир Ильич. Ильич звезд с неба не хватал. Был немолод, но вполне энергичен. Съемку называл «засымкой».
В обязанности Максима входило обслуживание производственного процесса. Он катал по рельсам тележку во время панорамной съемки. Владимир Ильич восседал как Чапаев на коне и лихо управлялся с камерой.
В один из дней Надька заявилась на съемку. Принесла Максу в термосе горячий бульон с фрикадельками.
Фира называла куриный бульон «еврейский стрептоцид».
Макс чуть не провалился сквозь землю от стыда. Во-первых, он выглядел как «мамсик», который до сих пор не отлепился от мамкиной юбки, во-вторых, он же не мог обедать один, когда вокруг голодная киногруппа.
Макс тяжело покраснел и вежливо попросил Надьку удалиться вместе с термосом. Но Надька не для того ехала, чтобы удаляться. Она планировала покормить своего ребенка еврейским стрептоцидом. У Макса были проблемы с желудком.
Надька затащила Максима в декорации, и он торопливо выпил бульон. Фрикадельки остались на дне.
Надька ушла, но при этом она успела заметить все, что ей надо.
Надьке все это не понравилось. Ее особенный сын живет как все, безо всяких привилегий.
– По-моему он теряет время, – сказала она мужу.
– Это практика, – возразил Марк.
– Хороша практика: возить старого кабана и бегать ему за водкой.
– Но все возят и все бегают. Это программа обучения.
– Какая еще программа? – не поняла Надька.
– Как в природе. Осень, зима, весна, лето. Невозможно, чтобы осень сразу перескочила в весну. Так и в профессии. Нужна практика. Без практики он не получит диплом.
– Это пустые дни, вырванные из жизни.
– Не надо ставить себя выше других, – посоветовал Марк. – Ты и так залюбила своего сына до смерти. Надо жить как все. У любви тоже есть норма.
Надька застыла со зверским выражением лица. Проговорила мстительно:
– Мой сын не будет катать тележки.
Из Надьки вылезли все ее комплексы. Она помнила, как в своем детстве шла вторым сортом. Первым сортом считались нагулянные дети папаши. Он их любил больше, поскольку они были младше. И не просто предпочитал, а демонстрировал предпочтение. Как плакала Надька… Это были не просто слезы, а серная кислота, которая все выжигала. Зато теперь ее Масик шел не первым сортом, а экстра, пять звезд.
Быть «как все» – это не Надькина дорога. Она слишком долго была не «как все», а хуже всех, и теперь ей хотелось быть самой лучшей.
В стране все было развалено, и кино в том числе. Шахтеры стучали касками. Финансирование нулевое.