Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа

Прежде чем мы продолжим наше повествование, нам следовало бы принять к сведению тот факт, что психоаналитическая ситуация фокусирована на тех «двух мирах», которые до сих пор были предметом нашего пристального внимания. Особенный интерес представляет область, где эротические энергии и фантазии соединения констеллированы в переносе/контрпереносе. Часто бессознательное очень быстро раскрывается в психоаналитической ситуации. Пациент привносит свои мечты и сновидения – он испытывает волнение обновления жизни. Фантазии разворачиваются вокруг ситуации лечения, вокруг анонимности жизни и личности аналитика. Пациент вновь начинает любить и надеяться. Однако здесь одновременно присутствует и другой «мир», созданный психоаналитической ситуацией, мир, заданный параметрами психоаналитического сеттинга; мир реальности (как пациента, так и аналитика), мир ограничений, фактов и историчности. К этому жесткому миру реальности относится и тот факт, что аналитик и пациент встречаются для того, чтобы работать вместе над проблемами пациента; тот факт, что аналитик получает плату за свою работу и его услуги доступны для пациента в ограниченные интервалы времени; тот факт, что аналитик недоступен во время выходных; тот факт, что у аналитика есть личная жизнь, с которой его связывают узы ответственности (и, надо надеяться, желания тоже). Итак, аналитик быстро становится объектом как желания, так и фрустрации. Таким образом, он становится фигурой, воплощающей напряжение, которое в нашей истории существует между двумя мирами, разделенными садовой стеной. В этом смысле аналитик становится «трансформирующим объектом» (Bollas, 1987: 13–29).

Однажды один пациент, находясь на ранней стадии позитивного переноса, сказал мне: «Вы единственный, кто здесь и одновременно не здесь». Перед этим пациентом, как и перед другими пациентами в схожей ситуации, остро вставал вопрос: «Найдется ли место в моей жизни, то есть в «реальном» мире, этим скрытым от посторонних глаз чудесам, ожившим надеждам и страсти?» Есть ли место для магического, внутреннего мира во внешней жизни? Может ли священная область детского опыта сохранится в жизни взрослого человека? Могут ли сосуществовать мир обыденности и сакральный мир?

На эти острые и крайне мучительные вопросы психоанализ дает довольно неприятный ответ: «Да, только это потребует тяжелой работы и будет сопряжено с болезненными переживаниями», и эта боль сопровождает трудный процесс изживания и трансформации через работу горя иллюзий, которые, возможно, впервые соткутся вокруг внешнего «объекта» в зрелую любовь. Зрелая любовь предоставляет объекту необходимую ему свободу и независимость. Для того чтобы решиться на это, необходимо обладать внутренними источниками поддержки. Для индивидов же, страдающих от последствий психической травмы, внутренние «источники» являются архетипическими, не гуманизированными. Как свидетельствует наша история, для жертв психической травмы процесс перехода от симбиотической иллюзии (заключение в башне) к зрелым отношениям между я и объектом является довольно бурным, как свидетельствует наша история.

По мере постепенного демонтажа системы самосохранения в условиях переноса, совершаются переходы из одной области в другую, от колдовства бессознательного к реальности, и наоборот. В технических терминах происходит колебательное движение между проективной идентификацией или идентификацией я/объект и подлинными объектными отношениями. Не приходится говорить о том, что прохождение этой стадии восстановления отношений представляет трудность. Всегда существует опасность утраты напряженности между двумя мирами, которые прежде были разделены «стеной» системы самосохранения. Если терапевт позволит себе лениться, то он обнаружит себя в саду волшебницы, и это положит начало запутанной ситуации тайного сговора. Если же терапевт будет слишком активно предлагать свои интерпретации, то стена вырастет опять, и мы обнаружим себя в стерильном мире жены до ее беременности. Мы должны всегда стремиться к поддержанию напряженности между двумя мирами, о которых мы здесь говорили, так, чтобы личностный дух, заключенный в Рапунцель-части пациента, мог постепенно проявлять себя и привносить жизнь в существование в этом мире. Так протекает медленный и болезненный процесс изменений от заколдованности к очарованию.

Теперь вернемся к нашей истории.

Рапунцель: часть 2