Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа

По-видимому, мыслительный процесс психосоматических пациентов часто лишает речь ее эмоционального содержания, [в то время как] тело, кажется, ведет себя неким «бредовым» образом, функционируя настолько избыточно, что с точки зрения физиологии его активность представляется лишенной смысла. Невольно испытываешь искушение сказать, что тело сошло с ума.

(McDougall, 1989: 18)

Похоже, но, придерживаясь юнгианского подхода, Мара Сидоли описала пациентов, которые соматизировались в критические моменты психоанализа, когда инсайт или изменения были уже осязаемо близки. Сидоли предположила, что эти пациенты не могут позволить инфантильным аффектам обрести символическую ментальную репрезентацию, потому что «мать не придавала какого-либо смысла некоторым младенческим переживаниям ребенка» (Sidoli, 1993: 175).

Согласно моим наблюдениям, такие пациенты нормально продуцируют архетипические образы, но их образы лишены связи с аффектом (как это бывает в случае алекситимии). Эти пациенты являются как бы отстраненными наблюдателями своих собственных образов. Они защищают самих себя от ужаса, паники и отчаяния, когда личное переживание вызывает архетипический образ. Они склонны рассматривать эти образы как своего рода произведение искусства.

(Там же: 175)

Макдугалл и Сидоли описывают пациентов, диссоциативные защиты которых разрушили их способность к интеграции переживания. По-видимому, это обусловлено атакой одного «полюса» архетипа на другой, то есть атакой «духа» на аффект/влечение или ментального на сферу телесного я. По нашей терминологии, «архаичная защита», видимо, нарушает интегративное функционирование архетипа, разрывая связи между аффектом и образом, лишая переживание смысла. Если приближается инсайт или становится вероятной интеграция, над Эго нависает угроза возможного повторного переживания невыносимого аффекта, тогда в ответ начинает действовать защитное расщепление.

И во многих ранних случаях, и в своей поздней концепции архетипа «негативного анимуса», Юнг описывает, как интеллект пациента, обладающий дифференцированными функциями логоса, становится источником атак на беззащитное чувствующее я с позиции превосходства, которое всегда оказывается «неполноценным» по отношению к идеалу разума. Со свойственной ему проницательностью клинициста Юнг приводит следующее описание подобной «одержимости» атакующим Супер-Эго, или «высшим разумом», у пациента, молодого мужчины.

На первый взгляд, пациент произвел на нас впечатление полностью нормального, он справлялся со своими должностными обязанностями, занимая значимый доходный пост, так что мы не могли ничего заподозрить. Наше общение с ним было вполне адекватным, и в какой-то момент мы позволили себе употребить слово «масон». Неожиданно веселое выражение его лица на глазах изменилось, на нас устремился пронзительный взгляд, полный крайнего недоверия и нечеловеческого фанатизма. Он стал похож на затравленного зверя, опасного, окруженного невидимыми врагами: иное Эго вынырнуло на поверхность.

Что же произошло? Очевидно, в некоторый момент, идея преследуемой жертвы взяла верх над Эго, стала автономной и сформировала второй субъект, который временами полностью замещал здоровое Эго.

(Jung, 1928c: par. 499–500)