Внутренний порок

Док поехал обратно по 101-й и прибыл на уклон к Тысяче Дубов как раз вовремя, чтобы дать по тормозам — перед ним вдруг материализовался микрик-«фольксваген» в огурцах, набитый хихикающими торчками. Полосу обгона уже заполонили полуприцепы, старавшиеся объехать «фольк», поэтому ехать туда не имело смысла. Некогда терпение изменило бы Доку, но с возрастом и умудрённостью он стал понимать, что у этих транспортных средств никогда, блядь, и не было никакой компрессии — такие уж инженерные решения приняли давным-давно в Вольфсбурге. Он перешёл на понижающую передачу, дотянулся до ручки громкости на приёмнике, который играл «Со мной вчера случилось что-то» «Перекати-Камней», и прикинул, что когда доедет до верха, тогда и доедет. Само по себе это ништяк, но теперь у него образовалось время подумать о галстуке Мики, и он принялся размышлять о том, как именно он попал к этому гамадрилу, а также неизбежно припоминать рисованный портрет Шасты Фей — на спине, всю распяленную и влажную, а также, если он не ошибся, хоть видел картинку и очень мельком, ещё и собравшуюся кончить.

Должно быть, этот конкретный галстук был на Мики, когда его загребли. Утром вытащил его из гардероба наобум, а то и глубже причины были. Потом его в «Хрискилодоне» переодели в пациентский прикид, галстук конфисковали — вот тут-то гамадрил его увидел и решил взять себе. Или Мики потом его обменял на какую-нибудь услугу в дурке строгого режима — телефонный звонок, покурку, чьи-нибудь пилюли? Ещё в колледже низшей ступени преподы научили Дока полезному представлению о том, что слово — не вещь, карта — не территория. Он предполагал, что можно расширить и на галстук с голой девкой — он не сама девка. Но сейчас ему не хватало здравомыслия чувствовать чего-то ещё, кроме того, что его ободрали — не сколько из-за Мики, сколько — и это теперь уже история древнего мира или как-то — из-за Шасты. Нафиг те фантазии, что её портрет мог возбуждать у гамадрила, — сколь же мало она могла значить для Мики, если он такое допустил?

* * *

Док вернулся на пляж, едва начало смеркаться, — поднялся по задним склонам дюн, перевалил, и перед ним распахнулся вид бухты и мысов в дымке, чистый закат тех красок, которые берёт себе сталь, нагреваясь до каления, огоньки авиалайнеров — какие мигают, какие горят постоянно — безмолвно поднимались от аэропорта короткими чёткими изгибами, после чего ложились на курс поперёк всего неба, иногда кратко сцепляясь с ранней звездой, затем двигались дальше… Док решил заехать в контору, и когда только отпирал дверь — зазвонил телефон, тихонько, словно бы самому себе.

— Где ты был? — спросил Фриц.

— Тебе б туда не советовал.

— Что такое, у тебя жуткий голос.

— Тут всё дело прокисает, Фриц. Я, кажется, выяснил, куда забрали Мики. Сейчас там его может уже и не быть, как и в живых, но так или иначе, ему теперь довольно-таки пиздец.

— Мне лучше слишком много не знать, но как насчёт по-лиции, ты уверен, что они тут не помогут?

Док нашёл сигарету с табаком и закурил.

— Никогда не думал, что услышу от тебя такое.

— Само выскочило.

— Хорошо бы… — срань господня как же он устал, — хоть разок им доверять. Но это как сила тяготения — они всегда тянут только в одну сторону.

— Всегда восхищался твоими принципами, Док, особенно теперь, потому что я пробил те номера, что ты мне дал, и выяснилось, что некоторые — с машин «полицейского резерва» Л.А. Судя по всему, после катавасии в Уоттсе туда многие записались — можно играть в «гоняй-негра», и всё будет законно. И с тех пор они что-то вроде частной милиции у ПУЛА, те их пускают в ход, когда не хотят скверно выглядеть в газетах. Карандаш есть — можешь записать, только не рассказывай мне, что случится.

— За мной должок, Фриц.

— Ничего не надо, любой повод годится, чтоб я себя тут почувствовал на гребне волны будущего, мы новенького только что наняли, звать Искряк, звонит мамочке, если к ужину задерживается, только знаешь чего — мы у него учимся! так улетает по АРПАнету, ей-богу, как по кислоте, там целый дивный мир — время, пространство, прочая срань.

— Так когда его запретят, Фриц?

— Чего. С чего б его запрещать?

— Помнишь, они объявили вне закона кислоту, как только обнаружили, что она — канал к тому, чего мы, по их мнению, видеть не должны? Почему информация должна чем-то отличаться?

— Тогда я, наверно, Искряка пойду лучше потороплю. Сегодня он мне сказал, что, кажется, знает, как проникнуть в компьютер УБД[57] в Сакраменто, чтоб они об этом не узнали. Поэтому совсем скоро всё, что будет у Бюро штата, будет и у нас, можешь считать нас Южной УБД.

Тут оба услышали, как упал линейный ток. Кто-то подключился к прослушке.

— Ну, он чертовски превосходный ретривер, — продолжал Фриц, нимало не смутившись, — если добыча есть, он её найдёт, обожает эту срань.

— Напомни, чтоб я ему этих «Живо-Цапов» приволок в следующий раз, — сказал Док.

Вернувшись к себе, Док обнаружил Дениса с незажженным косяком на нижней губе — он сидел в переулке и давался ёбу.

— Денис?

— Блядские «Доски», чувак.

— Что случилось?

— Разъебали мне квадрат.