«Зря стараешься, красавчик!» — Васятка разлегся на песочке и подложил лапки под голову. — «Нас к тому времени уже здесь не будет. Поэтому нам твои планы до лампочки.»
— А мне обязательно ехать с тобой на этот праздник? Что я там забыл? — попытался сделать вид, что мне интересно, о чем вещает муж.
— Обязательно. Это день города, а завод — градообразующее предприятие, за счет которого все держится. Отец 30 лет назад основал это предприятие, начиная с малого, я там знаю почти всех, и нас там все знают. Не приехать нельзя. Это почти наша семья, — тепло говорил Тори, поглаживая пальцем мою ладонь. — Я вырос там и вся моя жизнь прошла среди этих простых людей. Благодаря им я стал тем, кем являюсь. Тем более, тебе там не придется ничего делать. Это же праздник, все будут гулять и радоваться. И погоду обещали хорошую, солнечную. Ты же любишь шашлыки? — Он улыбнулся мне и ямочка заиграла на щеке.
— Ну, ехать, чтобы поесть шашлыки, за тридевять земель в моем положении как-то чересчур. — улыбнулся я, скрашивая мой отказ.
— Ехать придется. Это не тот случай, Милли.
— Ну, надо, так надо, — не хотелось портить последний день с мужем пререканиями. Тем более зная, что этого не случится.
Коста — мой личный омеголог — радушно встретил нас в кабинете и махнул головой в сторону ширмы, — Раздевайтесь, проходите на кресло. А вы, Тори, присаживайтесь за стол. Заполните пока анкету, а мы проведем осмотр. Половую жизнь ведете? — это уже мне вопрос.
— Мне мозг постоянно трахают, это считается? — пробормотал я, забираясь на кресло.
— Ториниус, выйдите пожалуйста! — Коста услышал мое бормотание и решил поговорить со мной наедине.
— Я. Останусь. Здесь. Я муж. Ясно? — грозно прорычал Тори.
— Хорошо-хорошо, — тут же пошел на попятную омеголог.
«Не-на-ви-жу эти дурацкие кресла! И тут они меня преследуют. Кто бы мог подумать!» — лежа с раздвинутыми ногами на специальных подпорках, я постарался расслабиться и подумать о прекрасном. Раньше я думала о Париже, как я приеду туда вся такая красивая, буду гулять по Монмартру, восторгаясь парижскими улочками, выложенными камнем, любоваться Эйфелевой башней и есть настоящие круассаны, а не то, что продается у нас под видом этих булочек. Но здесь отвлекаться не получалось, потому что надо было отвечать на вопросы, которые задавал приветливый бета.
— Оу! Как вы сегодня приготовились! — удивился он, улыбаясь во весь рот, но я не придал этому внимания. — Как ведет себя ребенок? Когда началось шевеление?
Около часа мы провели в клинике, со всеми замерами, обмерами, измерениями и узи.
Я очень настойчиво попросил Косту посмотреть — нет ли там еще одного ребенка, потому что в голове засели истории, как врачи не могли рассмотреть второй плод, прячущийся за первым.
Тори волновался, пожалуй, больше чем я, и когда врач показал ему на узи Бубочку, похожего на крупную фасолину — с курносым носиком, маленькими ручками и большой головой, у него подозрительно заблестели глаза.
Потом были советы по питанию, зарядке, одежде и занятиям, которые я слушал очень внимательно, делая пометки все в том же блокноте, потому что не знал, куда меня занесет нелегкая, и как дальше повернется жизнь. Когда Коста ненадолго вышел, чтобы взять какие-то документы, оставив нас наедине, Тори подхватил меня под мышки со стула, и очень страстно поцеловал, взглядом лаская лицо и лучась такой нежностью, что я с трудом удержался от слез.
— Милли! Милли! — Тори как заело, он не мог сказать ничего другого. — Милли!
Перед глазами всплыл снимок с Войто и я заплакал, уткнувшись в плечо мужа.
— Ну-ну-ну! — Коста вошел с пачкой документов в руке. — Вам нельзя волноваться, вам теперь показан только позитив и радостное ожидание малыша. Все хорошо! Откуда слезки? Кстати, хотите узнать пол ребенка?
— Нет! — в один голос сказали мы с Тори и улыбнулись.
— Какое замечательное единодушие у вас в семье. — Улыбнулся бета. — Подпишите вот эти бумаги и жду вас через две недели.
Зори смеялся. Истерично. Вручение книги откладывалось до тех пор, пока он не выговорится и не успокоится.
— Что на этот раз, милый? — спросил я друга, снимая босоножки и подходя, чтобы обнять это неуемное недоразумение. Тори топтался у порога, не зная, как реагировать на чужого истеричного беременного омегу. Я помахал рукой, отсылая его на улицу, но муж упрямо помотал головой, отступая к двери и прислоняясь к ней спиной, всем своим видом показывая, что он сядет на коврик, как собачка, но с места не сдвинется.
Васятка закатил глаза и вытаращенными зенками изобразил недоумение и раздражение.
— Я всего лишь хотел кофе. Кофе! Чашечку кофе! — нервно хихикая и дрожа, жаловался Зори. — Одну. Маленькую. Чашечку. А эта дурацкая кофеварка, которую мне купил муж, отказывается мне ее сделать!
Зори уставился в потолок, стараясь сдержать слезы, и помахал руками себе на лицо, чтобы остудиться.
— Зори, держи себя в руках! — предупредительно выставил вперед руки я, зная до чего может себя накрутить этот человек. Мне только истерики не хватало.