Внутренний суслик (СИ)

— Маскируешься под фиалочку? — понимающе хмыкнул я. Для бет в этом мире были не самые строгие правила, они могли жить как с альфами, так и с омегами. Хотя с омегами браки были непрочными — течки, узлы, запахи никто не отменял, гены пальцем не раздавишь. Чаще всего им приходилось жить с альфами, и не всегда это был брак. И отношения твинксов и в плане инцеста, и в плане пола здесь были запретными и не одобрялись обществом, поэтому и Ули прикидываться нежным цветком имело смысл. Видимо, в среде необычных хиппи ему было комфортно тем, что можно было быть настоящим — без притворств, но он уже не юный восторженный отрок, и жизнь диктует свои права, вот и носит маску, как и все мы. — Да плюньте в глаза тому, кто скажет, что филологи нежные фиалки! На самом деле это мрачные типы, готовые язык собеседнику вырвать за фразы «оплатите за проезд», «моё день рождение», «одно кофе», — саркастично произнес я.

— А что не так с этими фразами? — Бисси удивленно обвел взглядом присутствующих.

— А на вашем трупе, молодой человек, они бы еще и попрыгали, — грустно добавил я, и громкий взрыв смеха раздался в ночи.

— А хотите анекдот про физика и филолога? — меня несло, нервы все еще были напряжены, и пока этот день не кончится, я, пожалуй, не смогу успокоиться от побега, поездки, странной компании и странного начала новой жизни на этой планете в одиночку.

— А давай, — заинтересованно вытянул шею Колтон и Ули махнул головой.

— Химик, математик, физик и филолог получили задание измерить высоту башни с помощью барометра. Химик измерил давление у подножия башни и на крыше и выяснил, что ее высота от 0 до 100 метров. Физик сбросил барометр с крыши, — я поднял руку ладонью кверху, предлагая Колтону закончить предложение, и он подхватил:

— он замерил время падения и вычислил, что высота башни… — Колтон передал слово мне.

— от 60 до 70 метров, — одобрительно продолжил я. — Математик измерил высоту барометра, длину тени барометра и длину тени башни, сосчитал тангенс угла и выяснил, что высота башни от 63 до 64 метров. А филолог продал барометр, напоил на вырученные деньги сторожа, и тот рассказал ему, что высота башни 63 метра 40 сантиметров.

— Офигенно верно! Да кто же ты такой? — отсмеявшись, заинтересованно спросил Ули, и Колтон, сидящий напротив нас, слегка возвышаясь над костром, зашипел:

— Ули, я предупреждал — без вопросов. Нам тут нервных срывов и выкидышей только не хватало. Едет Ник и едет, замяли — тут все по разным причинам собрались.

Я успел замереть от прямого вопроса, заледенев внутри, и отповедь Колтона для меня стала неожиданной. Можно было бы уйти в трейлер спать, но мне надо было узнать расстановку сил — кто, где будет располагаться на ночь — вокруг стояло четыре палатки, в чужой компании нужно было быть начеку.

«Спохватился! — издевательски засмеялся Василий Алибабаевич. — ХА-ХА-ХА! А чем ты раньше думал, идиота кусок?»

Все уставились на меня в ожидании моей реакции и хоть какого-то ответа, но я совершенно не придумал никакой легенды для себя, кроме имени, и растерянно заморгал глазами, призывая Васятку на помощь.

«Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…», — напел Вася.

— Я лучше вам спою, — оттягивая время, я потянулся за гитарой, лежавшей за спиной рыжих твинсов, и тот, который сидел на коленях, потянулся и вложил мне ее в руки.

— Охренеть! Красивый, умный, смелый, с незашоренным мировоззрением, свободными взглядами, да еще и поёт! Просто скопище талантов! — восхитился второй близнец.

— Так не бывает! — подхватил первый, пока я шептал под нос: «Am, Dm, E, Am», — вспоминая аккорды для этой песни.

Дома у Тори я брал в руки гитару и иногда аккомпанировал себе, но виртуоза из меня не получалось — все-таки для игры на гитаре нужна постоянная практика, а не редкие трынь-брынь по случаю, и мозоли на пальцах. Текст я перевел еще в трейлере, пока искал чем себя занять: читать мне было нечего, писать не мог, песни из их репертуара я не знал, а воспоминания гнались лучше всего, когда мозг был занят — вот и переводил с русского самые любимые песни под гитару.

Под треск костра песня зашла так душевно, что уже второй куплет мне наигрывал близнец, слезший с колен брата, и я оставил свои «брынь-брынь», и тихо пел, вспоминая свои посиделки в прошлой жизни. Второй раз припев мне уже помогали подпевать, а третий раз все дружно и с воодушевлением орали. Конечно, эту песню надо петь прокуренным басом, а не моим звонким голосом, но нашей компании и так прикипело к сердцу.

Тут же меня облепили, тряся за руки, плечи и Колтон сразу оказался рядом, отодвигая возбужденных песней и гуляющим в крови алкоголем друзей на расстояние вытянутой руки.

Фурор, произведенный песней, был ожидаемым и ее тут же спели еще раз, запоминая слова.

— АААА! — вскочил и забегал по поляне Колтон. — С этой песней победа на фестивале будет нашей! Николя! Кто автор? Ты?

Я растерянно кивнул головой и пожал плечами — я и на Земле не знал, кто автор песни.