Она работала хирургом, а это по умолчанию профессия, где женщин не жалуют. Откуда я это знаю? Да от Наташки слышала раз сто — и, думаю, услышу еще столько же. Вряд ли ее жалобы были пустыми, скорее всего, пациенты на самом деле просили, чтобы им назначили врача-мужчину. Логика у них была проста: женщины слабее физически, легче срываются и поддаются настроению. А Наташка своими бурными вспышками эмоций себе репутацию не укрепляла! Нельзя ведь было объяснить всем пациентам, что в жизни она одна, а в операционной — совсем другая.
А вот я знала ее достаточно хорошо, чтобы доверить ей свою тайну. Мне нужно было, чтобы она осмотрела Руслана — эти его странные шрамы. Она могла понять куда больше, чем я!
— Это не месть, Наташа, — ответила я. — Если бы я хотела ему отомстить, я бы просто послала его в какую-нибудь захудалую больницу, где его сгноили бы заживо.
— Тогда что это? Миссия Матери Терезы? Твой личный крестовый поход? Ты хоть понимаешь, во что ввязалась?
— Да, догадываюсь, меня там всей клиникой отговорить от этого решения пытались.
— И не зря! Я не понимаю, зачем тебе это!
— Потому что я люблю его, — просто сказала я.
Это действительно было моей единственной настоящей причиной поступить так. Нет, я могла бы наболтать ей что-то о долге, о совместных воспоминаниях, о чувстве вины. Но все это было бы фарсом, на который у меня не было настроения. По-настоящему важно было только одно: я его люблю, а любимых не бросают.
Наташка, кажется, тоже поняла это, она наконец притихла.
— Даже после всего, что он сделал? — устало спросила она.
— Даже так. Потому что я и полюбила его не за то, что он делал, а просто за то, какой он.
— Боже, какая ж ты… неадекватная!
— Как будто ты не знала, — улыбнулась я.
— Знала, но не думала, что все настолько запущено. Ладно, давай еще раз, чего ты хочешь от меня?
— Мне кажется, в клинике мне рассказали не все. У него очень странные шрамы на теле! Я просмотрела всю историю болезни, которую мне передали, и там указаны кое-какие травмы, в основном связанные с аварией. Но они не совпадают с этими шрамами! Да и выглядит он не как человек, который три года большую часть времени проводил в постели.
— Думаю, ты насочиняла уже! Я слышала об этой клинике, у нее хорошая репутация, никто там тебе врать не будет. Веди сюда своего теленка!
Наташка была знакома с Русланом. Мы с ней никогда не были задушевными подружками — просто потому, что с ней невозможно задушевно общаться. Лишь с годами я научилась по-настоящему ценить ее неумолимую честность. Но уже тогда мы общались достаточно хорошо, чтобы я пригласила ее на свадьбу. Они там отлично поладили, однако Руслан со всеми ладил, так что я не удивилась.
Теперь даже она не могла смотреть на него без сочувствия. Еще бы! Она видела того человека — живой огонь! Ей, должно быть, тоже сложно было поверить, что он превратился вот в это.
Но в ее взгляде мелькнуло не только сочувствие — я увидела и настороженность.
— Говоришь, он три года лежал?
— Ну, совсем лежачим он не был, — уточнила я. — Но я видела распорядок дня в клинике! Прогулки там редкие, большую часть времени он проводил в комнатухе три на два метра. Да и к кровати его часто привязывали, у него пролежни на спине!
— Пролежни — дело быстрое, но вот насчет этих трех лет я бы не была так уверена. Скажи ему, пусть разденется.
Руслан прекрасно ее слышал, но никак не отреагировал на ее слова. Зато когда просьбу повторила я, он тут же выполнил ее все с таким же безучастным видом.
Он раздевался без малейшего смущения. В своем нынешнем состоянии он уже не воспринимал разницу между одетым человеком и раздетым, не помнил, что такое стыд. Я снова вспомнила ту неопрятную медсестру, и меня аж передернуло. Жалко, что память не так просто очистить!
— Вот уж не думала, что твоего мужа голым увижу, — усмехнулась Наташка. — В отличие от некоторых…
— Не смешно.
— Прости, ты права. Посмотрим, что тут у нас.
Она надела белые медицинские перчатки и подошла ближе к Руслану. В этот момент для нее было не важно, кто он такой, знакомы они или нет, что с ним случилось. Для Наташки он был очередным пациентом — не больше, не меньше.
Она осматривала его долго, заставляла поворачиваться, поднимать руки, наклоняться. Я все ждала, когда она начнет расспрашивать меня о нем, однако Наташка сосредоточенно молчала. Она то и дело просматривала историю болезни, которую я передала ей, и хмурилась все больше. А я убеждалась, что не зря беспокоилась, не зря ее позвала и вытерпела этот скандал.
— Да, ты права, многое не сходится, — наконец объявила она. — Не понимаю… Он выглядит лучше, чем должен, и если этого добились в клинике, зачем им скрывать это? Зачем списывать на аномалию то, что они могли приписать себе в заслуги?
— Про клинику, думаю, можно забыть. Даже если я позвоню и начну расспрашивать об этом, они вряд ли ответят мне честно.
— Раз сразу не сказали, то и не ответят.
— О чем и говорю, — кивнула я. — Так что давай начинать с нуля. Что ты можешь сказать о нем?