Внутри

Мне в жизни так никто не улыбался, и этим он сразу сбил меня с толку, не дал сказать ему ни колкость, ни гадость — а обычно мужчин, пытающихся со мной познакомиться, я приветствовала именно так. Ошарашенная, я невольно приняла протянутый мне стаканчик с кофе, даже не подумав о том, что делаю. А незнакомец, продолжая улыбаться, устроился на траве напротив меня, и теперь наши глаза были на одном уровне.

Я смогла рассмотреть, что глаза у него не просто темные, в них мерцали какие-то непонятные веселые искры. Они напоминали мне солнечные блики, потерявшиеся в янтаре…

Я тряхнула головой, сгоняя наваждение. Что я веду себя, как малолетка?! Это наверняка какой-то пикапер, который перед товарищами выделывается! Поэтому я заставила себя нахмуриться, включая «режим ежика». Правда, на этот раз мне потребовалось немало усилий, чтобы сделать это: рядом с ним я почему-то не чувствовала той неприязни, которая обычно мешала моей романтической жизни. Не знаю, почему, но мне не хотелось, чтобы он уходил!

Но я не была бы собой, если бы вела себя, как адекватный человек.

— Что происходит? — строго спросила я.

— У нас свидание, — обыденно пояснил он. Глядя на его улыбку, мне тоже хотелось улыбаться, но я старательно сдерживалась.

— С чего это? Я не соглашалась!

— А я знал, что вы не согласитесь, — вздохнул он. — Увидев вас, я сразу подумал: эта девушка слишком хороша для меня, если я приглашу ее на кофе, она откажет мне. Поэтому у меня был только один шанс: сразу прийти с кофе. И я пришел.

Я не выдержала, улыбнулась. Даже не знаю, почему! Но это было так легко, так естественно… То, что у меня никогда раньше не получалось, сейчас давалось мне очень просто. Дело было не в том, что происходило, не в словах или поступках. Нет, скорее, в игру вступили инстинкты: та часть меня, которая раньше пылала неприязнью, теперь согревала теплом. Как будто те, кто был до него, были чужими мне, и я знала это до того, как они начинали свою ритуальную брачную игру.

А с ним, наоборот, все было так правильно, что я просто не могла притворяться стервой.

— Вдруг я не люблю кофе? — спросила я. Мне было любопытно, что он ответит.

— Нет, мне кажется, любите. Если проблема в чем и была бы, то только во мне. Кофе тут не при чем. Так проблема есть?

Я осторожно сделала первый глоток. Кофе был приятно теплым, сладким и дурманяще ароматным. Я его сто раз покупала в этом парке, но никогда еще он не казался мне таким вкусным.

— Нет. Проблемы нет.

— Вот я чувствовал, что так будет! — обрадовался он. Как ребенок обрадовался тому, что я просто приняла маленький подарок! — Меня, кстати, Руслан зовут. А вас?

Мне вдруг показалось, что это важная черта, граница, которую нельзя пересекать просто так, не подумав. Странная мысль, конечно… Ну что такого в том, что я назову ему свое имя? Я все равно могу уйти точно так же, как ушла бы в других обстоятельствах! Но я чувствовала: если отвечу, если завершу это знакомство, случится что-то… новое. То, чего у меня не было раньше и к чему я, может быть, не готова.

Хорошо, что он не знал об этих мыслях, потому что они простительны лет в шестнадцать — но никак не в двадцать пять! И все же…

Я подвинулась ближе к каштану, освобождая место на пледе рядом со мной.

— Катя. Не сиди на земле, простудишься, еще ведь не лето. Садись со мной.

«Он уйдет», — шептала та часть моей души, которая уже начала превращаться в злобную, циничную, одинокую тетку.

«Он останется», — возражали инстинкты, которые раньше, до него, не подпускали ко мне ни одного мужчину. Теперь я поняла, почему.

* * *

На первый взгляд «Серебряный бор» напоминал санаторий. Изящная каменная вывеска — целая скульптура с цветочками и всяким там зверьем, — указывала нужный съезд с дороги и даже намекала, что там всем рады. Но я знала, как обманчив в этом случае первый взгляд, и скоро мои догадки подтвердились. За живой стеной из старых сосен и елей скрывался высокий бетонный забор с колючей проволокой. Гнетущее зрелище, но как же иначе?

Отправляясь сюда, я успела навести кое-какие справки. Клиника «Серебряный бор» была единственной в своем роде. Сюда принимали пациентов, которым требовался особый уход — опасных, буйных или, наоборот, лежачих и совсем беспомощных. Тут работали врачи и целый штат дюжих медбратьев, которые, кажется, и с медведем бы справились. На сайте было указано, что о пациентах тут заботятся, как о родных, кормят, одевают, моют, холят и лелеют.

Вряд ли все было так радужно, но одно я знала наверняка: оставаться в «Серебряном бору» очень, очень дорого. За то, чтобы больше не видеть потерявшего человеческий облик больного, но при этом не терзаться угрызениями совести, родственники должны были выкладывать нехилые суммы. Хотя, подозреваю, Ириной Георгиевной двигало не желание освободиться от забот. Она безумно любила Руслана — единственного сына, она бы не отказалась заботиться о нем, если бы могла. Получается, он дошел до такого состояния, что она не могла… От этого мне становилось еще страшнее.