Внутри

А перспектива бросить тут, за бетонными стенами и колючей проволокой, моего Руслана казалась мне чудовищной.

— Ну что вам сказать… Я наблюдаю за Русланом уже три года, все время, что он находится здесь, и даже я вынужден признать, что он — не совсем обычный пациент. В целом, его состояние можно сравнить с ребенком двух-трех лет, но с вычетом детской жизнерадостности.

Он не способен на сложное общение, говорит очень мало, хотя какие-то слова помнит. Его главное преимущество в том, что он очень послушен: он понимает и выполняет команды. Но он принимает их не ото всех, и это минус. Он слушался свою мать, меня и еще нескольких врачей, все. На команды, данные медсестрами и санитарами, он может и не отреагировать.

Он не животное, чтобы реагировать на команды… Но об этом я не сказала, потому что врач не понял бы меня. Он привык рассматривать своих пациентов вот так, это уже не изменится.

— Значит, он спокойный и безобидный? — уточнила я.

— Я не могу это подтвердить, потому что, боюсь, вы решите, что с ним просто. Да, по сравнению с другими нашими пациентами, Руслан достаточно спокойный. Я бы даже сказал, апатичный, большую часть времени с ним легко. Он в состоянии себя обслужить, но только находясь под контролем.

— То есть?

— То есть, вам не обязательно на руках нести его в ванную, чтобы он вымылся. Вы можете сказать ему об этом, но никогда не оставляйте его одного, ни при каких обстоятельствах. Во-первых, такие пациенты непредсказуемы, и то, что он ни на кого не нападал раньше, не значит, что он не нападет в будущем. Во-вторых, у Руслана случаются припадки.

Я знала, что где-то будет подвох.

— Какие еще припадки?

— Иногда это может быть вспышка беспокойного поведения, когда Руслан стремится вырваться из дома. Окружающим он обычно не вредит, но может навредить сам себе. Иногда это очень похоже на эпилептический припадок. Его нужно сдерживать, помогать ему, а это не так просто, вы ведь знаете, что он довольно крупный мужчина. Именно поэтому его мать обратилась к нам: ей было физически тяжело ухаживать за ним. К тому же, у него случаются галлюцинации, бред, и человеку неподготовленному тяжело к этому привыкнуть.

— То есть, мне лучше не забирать его домой?

— Я этого не говорил.

Мы подошли к зданию больницы, но внутрь врач меня не повел. Анатолий Александрович остановился неподалеку от черного хода и быстро осмотрелся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то наш разговор.

Но нет, день в «Серебряном бору» шел своим чередом, и мы были одни.

— Екатерина, по правилам этого заведения я должен убеждать вас, что вам следует любыми путями оставить его здесь. Но я понимаю, что это не всегда возможно. Да и потом, после этой истории с санитаром… Я не уверен, что в ближайшие месяцы в клинике будет так же спокойно, как раньше. Поэтому есть еще два варианта, и выбор здесь зависит от того, какой судьбы вы желаете Руслану. Вариант номер один — вы пишете отказ, и Руслана направляют в закрытое учреждение, потому что находиться без опеки он просто не может.

— Но там он долго не проживет? — догадалась я.

— Простите, но — как есть. Да, там он долго не проживет. Второй вариант — вы забираете его с собой. Но тогда вам придется перекроить всю свою жизнь, многому научиться, от чего-то отказаться. Есть пациенты, которых я категорически не рекомендую забирать домой. К Руслану это не относится, но… будет трудно. Зато при должном уходе он проживет очень долго. Только нужно ли вам это? Насколько я понял, вы с ним расстались еще до того, как проявилась его болезнь. Поверьте, я не буду вас осуждать за любое решение. Пойдемте, я провожу вас к нему.

Мне казалось, что для меня начался обратный отсчет, те самые минуты, в которые я должна принять финальное решение. Я ожидала, что теперь буду думать только о Руслане, о том, что он значил для меня. Но когда мы вошли в больницу, эти мысли сами собой вылетели из головы. Все мое внимание было поглощено тем, что меня окружало.

Да, в «Серебряном бору» было чисто, здесь сделали хороший ремонт, а санитары и врачи носили новую дорогую униформу. Но это все равно была клиника для умалишенных, от правды не уйти. Здесь было душно, пахло лекарствами — и, немного, нечистотами. Судя по запаху хлорки, это пытались приглушить, однако некоторые вещи скрыть невозможно. А еще внутри было шумно: я слышала крики, удары, завывание и визги, и половина из этих звуков никак не могла издаваться людьми. По крайней мере, мне так казалось.

Я словно попала на другую планету! Причем первобытную, ту, где человек был всего лишь одним из элементов природы, но уж никак не ее господином. Я даже решила, что здесь какое-то ЧП и меня сейчас выведут, однако мой спутник остался невозмутим. Наблюдая за ним, я поняла, что это нормальное состояние клиники, тут такое каждый день.

Я оказалась в мире, где мой муж провел три года, и мне не нравился этот мир.

Анатолий Александрович подошел к дежурной медсестре, что-то спросил, но я услышала только имя Руслана. Медсестра с любопытством покосилась на меня и ответила так же тихо. Врач вернулся ко мне и сказал: