Внутри

— Ага, гениальный: привести Руслана в пещеры и верить, что из этого что-нибудь получится, — горько усмехнулась я.

— Я ничего другого предложить не могу, значит, будем действовать по-твоему.

— Да, но перед этим неплохо было бы узнать, почему не закрылись двери лифта! Может, если мы будем это понимать, у нас больше получится?

Я с надеждой посмотрела на Тарасова, но он лишь покачал головой.

— Ничем не могу помочь, — признал он. — Хотел бы, но — увы! До таких подробностей о внутреннем мире никто никогда не добирался. Действовать наугад опасно, не скрою, но только это нам теперь и остается.

— Мне остается, — поправила я. — Для меня нет другого пути. Но вам-то зачем рисковать? А риск будет большой!

— Профессия такая, — слабо улыбнулся Максим. — Я знаю, сколько людей пострадали в поезде и в больнице… Догадываюсь, сколько еще пострадает. Если у меня есть шанс это прекратить, я воспользуюсь им.

Любопытно, что мы говорили только про этот шанс… Был ведь и второй, куда менее гуманный: убить Руслана. Нет человека, нет проблемы! Однако об этом Максим ни разу не завел речь.

Мне хотелось верить, что это исключительно об благородства. Хотя… Были и объективные причины не устраивать тут бездумную стрельбу. Есть вероятность, что со смертью Руслана станет только хуже. Что если он — не маяк для той силы, а дверь, сдерживающая ее? Что если он не держит двери лифта открытыми, а не дает им открыться окончательно, не выпускает тех, кто уже внутри? Если Максим тоже подумал об этом, понятно, почему он настроен только на помощь!

Тарасов не спешил записываться в наш маленький отряд, я видела, что он еще сомневается. Причем я и Руслан никак не могли повлиять на его решение, мы его вообще не волновали. На одной чаше весов был чудовищный риск, возможно, верная смерть. На другой — информация о том мире, которая бесценна для любого ученого.

Стыдно признаться, но теперь, когда впереди замаячила перспектива не быть одной в решающий миг, мне было уже не так страшно. Да, я единственная, кто никогда не отступится от Руслана. Но если рядом будет кто-то еще, мне станет легче. Поэтому вместо того, чтобы отговаривать их, как следовало бы, я поинтересовалась:

— Так как это будет… дальше?

— Медлить нельзя, — отозвался Максим. — Хотелось бы побольше узнать о месте, в которое мы отправляемся, но на это нет времени. Пока тебя нашел только я, но и остальные справятся.

Думаю, уже через сутки они будут здесь, если не раньше. Съездить бы в город за оборудованием, но теперь это непозволительный риск… У меня в машине есть веревка, пара фонарей, должно хватить!

— Можно осмотреть дома в деревне, — предложил Тарасов.

— Я все еще полицейский, у нас мародерство не поощряется.

— При чем тут мародерство? Это действия для выживания! В этих домах иногда останавливаются путешественники — включая тех, кто пропал в пещерах. Если тут остались какие-то их вещи, может быть и полезное нам оборудование.

— Как вариант, — согласился Максим. — Так, хорошо… Тогда ранним утром я осмотрю дома, раньше рассвета в пещерах все равно делать нечего. Ну а потом отправимся туда, чего тянуть…

Это он верно подметил. «Тянуть» мне хотелось, и очень даже, но всему наступает предел. Я точно знала, что смогу это сделать. Завтра я шагну в эти пещеры, как бы страшно мне ни было.

Вроде как размышления об этом должны были напугать меня до чертиков и отнять любой намек на сон. Однако получилось наоборот: принятое решение успокоило меня, и я впервые за долгое время заснула, не опасаясь кошмаров.

* * *

Когда мы прибыли к пещере, у меня не было ощущения, что я иду в ловушку или в какую-нибудь пасть дьявола — ничего подобного. Скорее, было чувство легкой отстраненности от происходящего. Вроде как вот она я, собираюсь спуститься в преисподнюю, а мне почему-то не страшно! Когда от страха устаешь, он уходит. Иначе я это не объясню.

Мои спутники, если уж на то пошло, волновались куда больше. Для них вся эта история с другим миром была в новинку, они еще не могли привыкнуть к такой реальности. Максим старался скрыть свое волнение, ему вроде как по профессии не положено нервничать, однако он ведь все равно оставался человеком и изменить себя не мог! А Тарасов и вовсе был серый от страха, но он упрямо шел с нами.

Вход в пещеры сохранился не так плохо, лучше, чем я ожидала. Несложно было догадаться, где продавали билеты, где стояло кафе, а где парковались автобусы. Но этот налет цивилизованности не избавлял от тягучего, тревожного ощущения, которое поселялось в душе у каждого, кто подходил к воротам.

Вот теперь я понимала, почему из деревни сбежали жители! Там это не чувствовалось так, как здесь, но это если провести среди домов одну ночь. А люди жили там годами, и это чувство накапливалось, не становясь привычным. Мне раньше казалось, что человек может привыкнуть ко всему, а теперь я понимала — нет, далеко не ко всему.