Я вижу трех-четырех покойников. Что-то синее и расплывчатое здоровается с ними и исчезает. Один из покойников указывает на меня кивком, и в следующее мгновение все четверо оказываются рядом со мной.
– Скучаешь по человеческой плоти? – спрашивает по-английски высокий покойник. На его голове небрежно шатается вязаная шапка.
– Честно говоря, я только недавно умер.
Покойник улыбается и цокает языком.
– Соболезную.
Что-то не видно, что он соболезнует, думаю я, и говорю:
– Только что я обнаружил, что помимо меня в этом мире существует кто-то еще. Я думал, я…
– Один? – Покойник в вязаной шапке смеется. – В каком-то смысле ты до сих пор один.
– Не понял?
– Даже если я тебе все объясню, ты все равно не поймешь. Тебе на это потребуются тысячелетия.
– Не так уж и много, – добавляет лысый покойник, и вот уже все четверо смеются.
– Своеобразный у вас юмор, – из вежливости говорю я. – Я умер только что, проявите хотя бы немного уважения к моему горю.
– А то что? Врежешь нам? Или второй раз убьешь?
Лысый бьет с ноги мне по лицу – прямо в стиле Брюса Ли – и его нога проходит сквозь мою голову. Я хотел пригнуться, но не успел.
– Мой тебе совет, друг, – говорит покойник в вязаной шапке, – избавляйся от рефлексов живых. Жить тогда будет намного проще. А если кто-то тебя напрягает – здесь можно просто исчезнуть. И ты это знаешь, раз здесь оказался.
Логично, думаю я, и говорю:
– Спасибо. Рад знать, что я не один такой. Увидимся как-нибудь.
– Если хочешь увидеться с нами – просто подумай, и все, – говорит лысый.
Я киваю и возвращаюсь к Сэнди.
Она в такси, гладит Гейси за ухом, лицо спокойное. Я даже не могу понять, о чем она думает. И вдруг мне становится стыдно – хочется побывать в ее голове. Это все равно что против желания раздеть ее. Нет, думаю я, мысли Сэнди это святое. Поэтому я перемещаюсь в голову к таксисту и пытаюсь понять, исключительно из любопытства, что он думает, а возможно и не думает о моей Сэнди. Я понимаю, что у таксиста четверо детей, что все его мысли про источники дохода и ненавистные дороги смешаны с банальным влечением к абстрактным женщинам и замурованы в постоянном вязком переживании, и что ему, Омару Талимхану, следовало бы отговорить жену от рождения третьего ребенка. Я вылезаю из головы таксиста, мысли незнакомцев предсказуемы, по крайней мере мысли Бена и Омара, тех двух мужчин, в чьих головах я побывал. Мне хочется узнать – и странно, что это желание не появилось во мне ранее – что происходит в голове знакомых людей, тех, к кому я не испытываю столь теплых чувств, как к Сэнди. Первыми приходят на ум Папочка и Клэр. Клэр кажется мне более заманчивой – во-первых, она женщина, мне, как мужчине, всегда было интересно понять, что в голове у женщин происходит, во-вторых, в последний раз когда я ее видел, Клэр ползла ко мне и шепотом просила, чтобы я сохранил свою жизнь и в-третьих, хочется просто узнать, живая она или нет.
Я думаю о Клэр и сразу же переношусь в ее голову.
Темнота. Что-то невесомое, более эфемерное, чем я, заполоняет собой пространство. Я – фактически
Неужели Мисс Занудство, вернее, ее физическая оболочка умерла? С превеликим трудом я представляю себе – в этом состоянии воображение почти не работает – что оказываюсь
Я спускаюсь на Землю, к Клэр. Медик покинул палату, и слава богу, теперь я вместо него бесцельно хожу по палате. Я мог бы летать, но я хожу, по человеческой привычке считаю, что при ходьбе думается лучше. Мне становится интересно – и странно, что не стало интересно сразу же после смерти, хотя, может, это и не странно вовсе – в общем, я хочу узнать, что произошло после моей смерти. Для этого мне нужно попасть в голову виновника всего этого, то есть в голову внетелесного придурка, то есть в голову покойника, а это, к сожалению, невозможно. Мне остается воспользоваться головой незнакомца, открывшего по мне огонь (думаю, что это Ривьера, хотя после смерти я не уверен) или – что более заманчивее – воспользоваться головой женщины в латексе.