Внутри

"Красное?! Да почему же опять красное?!" – перекрикивая рёв баяна раздражённо верещал Изя, вновь оставшись проигравшим в рулетку. К их столику поднесли коктейли – кто-то и вправду привёл с собой бармена вместе со всем полагающимся, за что, по договорённости, платил проигравший в одном из устраиваемых конкурсов. Проигравшей оказалась Наташа, отчего она старалась меньше пить, уговаривала и других пощадить её кошелёк, но над ней только смеялись и пытались напоить шампанским. Наконец, после двух бутылок, девушка присоединилась к веселью, и теперь сидела на крышке всё же затащенного в квартиру клавесина. Ему уже успели сломать одну из ножек, он перекосился, и на нём, совершенно не в такт музыке, раскачиваясь и сгибаясь под производимую какофонию, играли трое немолодых мужчин, один из которых был в костюме раввина, а другие были похожи на две раздутые пивные бочки. Часть баяна уже висела на люстре, кто-то скорбел по инструменту, кто-то рисовал баллончиком на стене портрет королевы Елизаветы. Грохот музыки не давал разговаривать, всё тонуло в дыму, пыльном тумане, шариках и обрывках бумаги. В зале раздавались громкие взрывы хохота, многие танцевали, иногда за их спинами возникали вихри конфетти. На диване расположилась Татьяна в кавказском национальном костюме, она курила кальян и смеялась над совершенно непонятными ей словами цыганки, нагадавшей, что скоро девушка встретит настоящего мужчину и будет с ним счастлива. Баянист сидел на полу, спиной к стене, его ноги были скрыты охапкой сена, рядом лежала огромная мохнатая овчарка, которая время от времени поднимала морду к потолку и начинала выть. В другом углу зала сидели цыгане, они смотрели на Таню, на глазах у них блестели слёзы. Они что-то тихо говорили. Один цыган взял бубен и ударил им по столу. Инструмент издал протяжный звук и замолчал. От выпитого многие начали куролесить ещё развязнее. Кто-то пытался снять останки баяна с люстры, встав на стол, за которым играли в покер; другой взгромоздил сверху ещё один стол и полез по этой горе вверх. Он добрался до люстры, на секунду замер, изогнулся в последнем диком прыжке, схватился за люстру и с минуту висел на ней, свесив ноги, а после вместе с ней и куском потолка повалился на ковёр. В дверь несколько раз позвонили, но это никого не смутило. Разморённая алкоголем Виктория, остановившая свой танец для небольшой передышки, восторженно обратилась к Борису: "Сходи, открой дверь. Наверное, еду привезли!" Она прерывисто дышала, а её раскрасневшееся лицо сияло наивным детским счастьем, которого она не ощущала если уж не совсем никогда, то, во всяком случае, много лет. "А сейчас смертельный номер!" – крикнул с балкона Джузеппе, держа в руке несколько фейерверков и открывая окна. "Тост! – выкрикнула Виктория, карабкаясь на оставшийся стоять стол. – За то, чтобы наше веселье никогда не заканчивалось!" Бокалы зазвенели, гости пили и восторженно кричали. Джузеппе наконец разобрался со спичками и поджёг фитиль. "Боря, где же ты?! Сейчас полетит!" – кричала Виктория, ища мужчину среди гостей. Возможно, это запал в честь великого начала, в честь освобождения из уз собственного разума и сознания. Но искра надежды погасла в глазах Виктории, когда её взгляд под грохот фейерверка и крики радостных друзей пересёкся со взглядом в недоумении стоящего в дверях мужа.