Это случилось вскоре после моего прибытия в зондеркоманду. Заключенные из лагеря все еще работали над расширением железнодорожной ветки. В дальнем конце платформы, возле крематория, находились евреи с Родоса, которые, как и мы, говорили на ладино. Они слышали, что в крематории работают греки и что у нас есть все необходимое. Немцы разрешили им петь во время работы, и они придумали мелодию, под которую на ладино просили нас прислать им еду и одежду. После некоторых колебаний мы подготовили небольшой сверток с круглой буханкой хлеба, завернутой в рубашку, которую бросили им через колючую проволоку. Когда они получили первый сверток, немецкий охранник, наблюдавший за пленными, разрешил им его взять. Но как раз в тот момент, когда бросали второй сверток, появился мотоцикл Молля. Он влетел в крематорий сам не свой и потребовал, чтобы ему сообщили, кто бросил сверток. Поскольку у него не было времени сразу разобраться с проблемой, он пообещал вернуться на следующий день, чтобы наказать виновных.
И действительно, он вернулся утром. Тут же всем приказали выстроиться перед крематорием, однако в ходе переклички выяснилось, что двух человек не хватает: того самого, что я называю «интеллигентом», и… меня. По воле случая в то утро я оказался снаружи здания, в дальнем углу, куда мы ходили дробить прах. Вдали от остальных, погруженный в свои мысли, я не услышал, как капо объявил о сборе. Один из капо нашел меня и приказал поторопиться. Я сразу же бросился бежать, услышав крики
Тот, кто бросил свертки через ограду, признался в этом. Все знали, что, если никто ничего не скажет, наказание будет коллективным и столь же болезненным. Мужчину наказали двадцатью пятью ударами плетью. По садистской немецкой системе, депортированный должен был наносить удары по спине своего товарища. Немцы следили за тем, чтобы удары были достаточно сильными, и если сила удара их не устраивала, то наказывали обоих. Могу сказать, что мне повезло: я получил всего два удара плетью, которые не причинили мне особого вреда.
Что касается «интеллигента», то он был вынужден спуститься, несмотря на объяснения капо. Я никогда не видел его раньше. Он был бледен, худ и болен. На мой взгляд, ему должно было быть больше сорока пяти. Прежде чем спуститься вниз, он успел спрятать под одеждой одеяло, чтобы казаться менее худым. Молль, разъяренный тем, что пришлось ждать, набросился на него и приказал его высечь. Он назначил для этого русского, показав ему, как сильно нужно пороть. Поначалу, защищенный одеялом, мужчина не слишком страдал от ударов. Но вместо того, чтобы симулировать боль, он просто стоял и не реагировал. Молль знал, как обычно кричат заключенные, так что приказал пленнику сбросить штаны. Увидев одеяло, он разозлился еще больше и просто уничтожил беднягу беспощадными ударами плетью.
Насколько мне известно, за то время, что я служил в зондеркоманде, это произошло лишь однажды. Я знаю, что за пределами зондеркоманды это происходило чаще и что некоторым людям удавалось сбежать. Но когда они рассказывали свои истории, им никто не верил. Правительствам – Черчилля и другим – было наплевать на евреев, они просто хотели выиграть войну. Если бы они хотели спасти нас, то могли бы сделать это раньше. В любом случае, что касается тех людей в моем крематории, которые пытались сбежать, я знаю, что это не было спланировано. Они просто воспользовались подвернувшейся возможностью.
Это были два грека: Уго Венеция (сын Баруха, о котором я упоминал ранее) и Алекс Эррера. О них обычно не рассказывают, но Эррера, Алекос, как называли его греки, был настоящим героем. До депортации он служил капитаном греческого флота и пользовался большим уважением среди нас. Однажды немцы приказали им сопровождать грузовик, приехавший за пеплом, и выгрузить все из него в реку Сола. Они должны были развеять его в воде, постелив на землю брезент и собрав лопатой остатки пепла, чтобы не осталось абсолютно ничего.