Внутри газовых камер. Подлинный рассказ работника крематория Освенцима

Да, я ходил туда четыре или пять раз, чтобы повидать своего брата, который работал там первые несколько месяцев. Позже мне удалось добиться его перевода в мой крематорий, потому что там работа была лучше организована, так что нам приходилось намного легче. Прежде всего, не было ям для трупов: все тела сжигали в печах. Там же печи постоянно ломались, либо их не хватало, поэтому тела приходилось сжигать в открытых ямах. Когда им требовалась дополнительная рабочая сила, они просили моего капо Лемке приехать с несколькими людьми, чтобы помочь. Я ездил несколько раз, но это всегда было предлогом, чтобы повидаться с братом.

Я помню, что на обратном пути из Крематория IV немец время от времени приказывал моему двоюродному брату Якобу Габбаю петь. «Greco! Singen!» – говорил он ему. У Якоба был красивый баритон, и он начинал петь греческие патриотические песни, которые немцы не могли понять. Песня, слова которой звучали так: «Греческий флаг, мой Бог, как я люблю его, моя мать, я никогда не оставлю свою родину иностранцам, я лучше умру», – разносилась эхом по всему лагерю. Как будто греческие победители внезапно вошли в лагерь.

Я не был внутри крематориев IV и V, поэтому могу сказать только то, что видел снаружи. Вспоминая об этом, я часто удивляюсь. Мне было так любопытно, почему же я не зашел внутрь и не посмотрел, как там все проходит? Если бы я хоть на секунду подумал, что выживу, я бы все записал, чтобы потом рассказать… Но все, что я там видел, – это ямы. Они были как большие бассейны, тела привозили и складывали внутрь люди из зондеркоманды, которые знали, как правильно это делать. Если я правильно помню, перед входом, со стороны крематория, было две ямы. Я знаю, что, по словам историков, ям было больше, но, когда я был там, видел только те две. Они были похожи на ямы, которые я видел возле Бункера-2, с той разницей, что в Крематории V в дополнение к ямам были и печи.

Крематории IV и V были меньше, чем крематории II и III, печи работали хуже и меньше вмещали. Ямы позволяли ускорить процесс утилизации тел, поскольку для сжигания семисот тел в таких маленьких печах требуется много времени. Тем более что печи не работали должным образом. У нас количество трупов могло доходить до тысячи восьмисот.

В среднем весь процесс уничтожения состава занимал семьдесят два часа. Убивали их быстро, самое долгое – это сжигание тел. Это была главная проблема для немцев: избавиться от тел. Ямы позволяли справляться с этим немного быстрее.

Когда вы ходили в крематории IV и V, вы тоже должны были помогать?

Теоретически да, я должен был помогать. Капо могли приказать нам, например, переносить тела в яму. Однако отдавали нам приказы не те люди, что работали в моем крематории. Так что мы особо ничем не рисковали, если вдруг начинали мешкать, замедляя процесс. Мы здесь были не на постоянной работе – просто подмога. Нам не нужно было беспокоиться по поводу обвинений, если работа не была сделана вовремя.

Помню ужасный случай, свидетелем которого я стал, находясь там. Молль, знаменитый Малах ха-Мавет, издевался над двумя молодыми братьями-греками, Альберто и Раулем Хахон. Он приказал им принести таз, в который налил горючую жидкость. Затем этот проклятый Молль приказал им снять обувь и опустить ноги в таз. Он чиркнул спичкой, и тут же вспыхнуло пламя. Естественно, братья выпрыгнули из таза, чтобы защитить себя, что, конечно, привело Молля в ярость. Чтобы продолжить «веселье», он приказал им перелезть через забор из колючей проволоки, соврав, что если переберутся на другую сторону, то окажутся на свободе. В то время к колючей проволоке не был подведен ток. Они смогли забраться довольно высоко. Но, конечно, Молль не собирался выполнять свое обещание и пристрелил обоих, как собак.

Значит, ваш брат работал в этом крематории?

Да, но на самом деле я видел его только один раз в Крематории IV. Хотя я несколько раз приходил туда, чтобы узнать, как он, мне не везло, я не мог его найти. Когда наконец увидел брата, я уже знал, что в его крематории работа была более ужасной и тяжелой, чем в моем. По крайней мере, нам не приходилось таскать тела в ямы. Еще больше, чем быть рядом с ним, мне хотелось сделать так, чтобы он больше не работал в этом месте. Поэтому я сделал все возможное, чтобы он присоединился ко мне. Я также хотел, чтобы мы могли провести последние минуты вместе. Я был убежден, что после третьего месяца будет проведен отбор и людей из зондеркоманды уничтожат. Я не надеялся прожить больше этих трех месяцев, поэтому, когда увидел, что конец приближается, я пошел к капо моего крематория, Лемке. Он был польским евреем, неплохим человеком, и мы его уважали. Капо в крематории не были похожи на капо в лагере. Все они были евреями, не били нас, не применяли к нам садистского насилия, и вообще именно они вместе с несколькими другими организовали октябрьское восстание.