Внутри и вне помойного ведра. Практикум по гештальттерапии

В результате, я отметил нарастающие приступы усталости в последние месяцы. Как терапевт, я воспользовался уходом в дремоту (а иногда в настоящий сон) всякий раз, когда пациент усыплял меня гипнотическим голосом, не входя со мной в контакт. Позднее я реже отдалялся, еще оставаясь в промежуточной зоне, и еще позднее — оставался в контакте с миром и усталостью. И то и другое объединяются в более острое выслушивание, чем это было раньше.

Что касается нарушений моей памяти в пубертатный период, то их просто не было. Я сделал те же ошибки, которые часто делал и позднее. У меня плохая память на заучивание исторических дат и латинских слов. И те и другие, вырванные из контекста, представляются незнакомыми и странными. Другими словами, моя плохая память — в действительности, хорошая штука. Чтобы заучить эти слова и т. д., следовало бы заниматься муштрой и многократно повторять, но это артефакты. Я замечал, что при определенном контексте у меня нет трудностей в выборе материала, интересного для меня. Я уже показал это на примере метода, с помощью которого я выучил английский. Мой словарный запас невелик, но адекватен, и всегда к месту.

Положение в Лос-Анджелесе вовсе не было трудным. Я был там однажды в 1950 году Там уже возник интерес в профессиональных кругах. Джим Симкин утвердился как первый гештальттерапевт Калифорнии. Интерес Джима к гештальт-подходу начался еще во время его учебы в колледже. Он учился в Нью-Йорке со мной и Лаурой (Лора получила американское имя). Сейчас после учебы мы чаще встречаемся в социальном и совместном профессиональном окружении. И у нас появились трудности. Он был честным, подтянутым, сверхточным, любящим узкий замкнутый круг людей. Он и Энн, его жена, имели мощную еврейскую родословную и были связаны с иудаизмом. Я знаю, что он уважал мою одаренность и не выносил мою небрежность и легкомысленный образ жизни. Со временем он стал более спонтанным и открытым и использовал свою точность для собственного специфического и удачного стиля в гештальттерапии. В конце концов, мы стали добрыми и верными друзьями.

Интерес к моей работе возрос, но я не чувствовал себя признанным. Даже профессионалы, работавшие со мной успешно, были осторожны и не идентифицировали себя с гештальт-терапией или с этим сумасшедшим малым Фритцем Перлзом.

В одной из моих групп был парень, который среди прочих вещей увлекался йогой, массажем, терапией, сенсорным осознанием Шарлотты Сильвер. Его имя — Верни Гюнтер. Он хороший антрепренер, не слишком творческий, но способный синтезировать и хорошо использовать то, что извлек из различных источников. Он, как и Билл Шутц, обычно обращен к людям. Я немного сомневался, сможет ли он подняться к вершине лестницы. Для меня он организовал несколько лекций в Лос-Анджелесе. Я был удивлен огромным наплывом слушателей. Я не осознавал, что гештальттерапия уже начала пускать корни.

Рождество 1963 года. Он предложил мне участвовать в семинаре в некоем местечке Изален, в средней Калифорнии. (Изален стал "десяткой" мишени, в которую попала стрела Фритца Перлза. Природа сравнима с Ила-том, восхитительные люди среди обслуживающего персонала, как в Киото. Возможность преподавать. Цыган нашел свою родину, и вскоре — дом.) Он нашел и кое-что еще: передышку для больного сердца.

Современный человек живет и движется между крайними полюсами конкретности и абстрактности.

Мы обычно понимаем под словом конкретность те предметы, факты и процессы, которые, в принципе доступны любому, которые принадлежат каждому — окружению, личному миру, зоне другости, внешней зоне.

Если собрать вместе много людей, то их личностные миры будут в значительной степени совпадать. "Умвельт" станет "Митвельт" — общим миром, являющимся частью внешней среды. Внешне он идентифицирует, имеет дело с одними и теми же фактами и предметами. Как только мы посмотрим несколько глубже, то осознаем ошибочность этого упрощения, поскольку многие вещи и факты имеют крайне различные значения для каждого из нас, завися от наших специфических интересов и необходимости завершения неоконченных ситуаций каждого индивидуального дисбаланса.

Возьмем в качестве примера нетерпеливо ожидаемый экземпляр семейной воскресной газеты. Возникла бы открытая для всех борьба, не будь столь разнообразных интересов? Коль скоро это так, отец берет одну часть, мать — страницы для женщин, утонченная дочь рассматривает литературную часть, старший брат хватается за спортивный отдел, нищие духом получают комиксы, политики — обзор мировых событий.

Это не является образцом абстракции. Газета конкретно распределена и разделяется между членами семьи.