Внутри, вовне

Джои Мэк пожал плечами и махнул рукой по направлению к сцене, где мелькали и переливались цветные огни. Я ринулся к кулисе и прилип глазами к сцене. Я был там не один; около кулисы уже стояли двое: рабочий сцены в комбинезоне и какой-то лысый толстяк в темном костюме. Мисс Анна Милкинс, как это принято у стриптизных актрис, делая положенные па, приседания и повороты, одновременно заигрывала с публикой: улыбалась, подмигивала, стреляла глазами, это была высокая блондинка, которая честно делала свою работу, заключавшуюся в том, что она постепенно, по частям, отшелушивала с себя одежду, усыпанную блестками. Для меня, взиравшего из-за кулис, она выглядела не столько объектом вожделения, сколько добросовестной труженицей эстрады.

Затем я посмотрел номер Джои Мэка, после чего опустили занавес, и мы с Джои поднялись в его гримуборную.

— Гм, где же это? — сказал Джои Мэк, открыв потрепанный чемодан, полный разных бумаг. — Это, должно быть, где-то здесь. Вот… «Он тронул мое сердце»… «Сумасшедший дантист»… «Кто оседлает мою сестру?»… «Она хочет кофе с молоком»…

Джои Мэк был для Голдхендлера золотым дном, потому что из артистов кабаре только он один писал свои номера заранее. Другие комики работали в стиле итальянской комедии дель арте, импровизируя и меняя свой текст от представления к представлению. Мэк же тщательно подготавливал все свои номера и потом за хорошие деньги продавал их Голдхендлеру.

— А, вот! — Мэк протянул мне грязную рукопись с загнутыми углами, страниц десять или около того. — «Доктор Шнейдбейцим». Только тут слишком много похабщины, пусть мистер Голдхендлер это немного почистит. Но без похабщины нельзя конкурировать с голыми титьками.

Когда мы с Мэком снова спустились вниз, на сценическом круге уже был выстроен шаткий Тадж-Махал, и повсюду сновали девицы с пятнышками на лбу, одетые в элементы индийских сари. И, честное слово, вот тут-то я и насмотрелся вдосталь на голые груди и попки. Куда я ни бросал взгляд — всюду я видел соски и ягодицы, аж в глазах рябило. Это были небось в лучшем случае статистки категорий «В» и «Г», у которых то ляжки были толстоваты, то живот отвисал, — честные трудяги, в поте лица отрабатывавшие свой хлеб насущный; секс им был ни капельки не интересен, да и сами они выглядели совершенно неинтересными. Соски и попки в этом антураже смотрелись как нечто совершенно естественное, но нисколько не пикантно-соблазнительное. Ну, такие уж у женщин части тела — так что из того?

— Этот номер с Тадж-Махалом довольно хорошо сделан, останься и посмотри, — сказал мне Джои; затем он обратился к какой-то девице:

— Привет! Поужинаем сегодня вместе?

— Ладно, Джои.

На грудях у нее были приклеены какие-то позолоченные листочки, которые почти ничего не прикрывали. Джои подмигнул мне и приподнял один листок.

— Эй, полегче! — прикрикнула на него девица, потом бросила на меня смущенный, грустный взгляд и ушла.

Не буду утомлять читателя подробным описанием номера с Тадж-Махалом. После довольно деревянной пантомимы между раджой и его царственной супругой (которую играла мисс Анна Милкинс, закутанная до ушей) раджа спел песню «Я любил эти бледные руки», после чего сценический круг стал медленно вращаться, дабы зрители смогли со всех сторон осмотреть Тадж-Махал и застывших на нем статисток в разных стадиях одетости — точнее, раздетости… Согласно тогдашнему закону, их прелести можно было демонстрировать публике только при условии, что прелестницы не шевелились. И они, бедняжки, делали все возможное, чтобы не нарушить закона: но им не всегда удавалось сохранять равновесие, и иногда они вынуждены были хвататься то за декорацию, то друг за друга, и при этом их груди колыхались и попки дрожали. Ни один судья их бы за это не осудил, они и без того терпели достаточное наказание. В кабаре Минского было довольно холодно, а к тому же за сценой нещадно сквозило. Большинство зрителей сидели в пальто. Когда я уходил, сценический круг все еще, поскрипывая, вращался, девицы дрожмя дрожали, их груди и попки аж посинели, а раджа продолжал петь величественным баритоном: «Я любил эти бледные руки». Номер с Тадж-Махалом заполнял положенное время.

Так развеялась еще одна мечта. А теперь — в «Зимний сад».

Глава 66 Статистки категории «А»