Внутри, вовне

Моей беспокойной дочери Сандре двадцать один год, она — красавица-брюнетка, и у нее такие глаза, что сопротивляться им я могу, только подшучивая над ней. Этими глазами она сражает мужчин, как лазерным лучом. И не только молодых, но любых. Она ходит в заплатанных лохмотьях и великолепно в них смотрится, но если хочет, она может за полчаса превратиться в шикарную гранд-даму. В глазах не чающего в ней души отца Сандра выглядит как еврейская претендентка на звание мисс Вселенной; к тому же котелок у нее варит, и ей пальца в рот не клади: она с отличием кончила Уэллсдейский колледж, она эрудированна, уверена в себе, и, по неясным пока причинам, она явно намерена всячески отравлять жизнь Израилю Дэвиду Гудкинду. Примерно в то время, когда я занялся налоговыми проблемами Объединенного еврейского призыва и стал его главным юрисконсультом, Сандра привела в дом араба, студента из Саудовской Аравии, учившегося в Йельском университете. Вообразите себе, если можете: молодой араб из состоятельной семьи сидит в канун субботы за кошерным ужином, при свечах, в доме нью-йоркского еврея, и слушает, как хозяева дома читают молитвы на иврите. Вот что такое Сандра Гудкинд, и вот каков ее диапазон, поскольку сейчас у нее роман с Эйбом Герцем, хотя ни она, ни он в этом не признаются.

Ага, моя милая Сандра Гудкинд вроде бы просунула свою изящную ножку в дверной проем? Справиться с Сандрой можно только одним способом. Я осторожно, но решительно отодвинул ножку назад и захлопнул дверь. У меня и так голова кругом идет.

* * *

Если разразится война, не вижу, как нынешний президент сможет с этим справиться. Главный вопрос сейчас — это собирается ли он — или, скорее, когда он собирается — подать в отставку. В газетах и по телевидению, кажется, уже ни о чем другом и не говорят. Каждый день — новая сенсация, утечка новых сведений, новые обвинения. Мелкая рыбешка и рыбешка средней величины каждый день садится в тюрьму, и кольцо все сжимается и сжимается вокруг главного действующего лица драмы. Пресса вопит во всю глотку. Гончие сорвались с цепи и кидаются на добычу, засевшую в Белом доме. Все идет в ход. Дичайший слух, невероятнейшая история, приписанная безликому «источнику» и распластанная на первой странице, — все сходит. И это — не какая-нибудь желтая пресса, а «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Телевизионные киты борются друг с другом не на жизнь, а на смерть за новые истории о президенте. Часто не проходит и недели, как обнаруживается, что эти истории раздуты из пустяков или просто выдуманы, но всем наплевать, никто этого не замечает, никто не извиняется.

Нечто похожее мы видели двадцать лет назад, во времена Маккарти, когда шла охота на мелких государственных служащих, которых когда-то, давным-давно, еще во времена Великого кризиса, закрутило в водовороте левого радикализма — некоторых вплоть до того, что они аж вступили в компартию. Все это, с начала до конца, был бред сумасшедшего, начавшийся с того, что попался в капкан высокопоставленный служащий Элджер Хисс, которого уличили в том, что он солгал комиссии конгресса о своем коммунистическом прошлом. Пресса и телевидение тогда рвались на добычу точно так же, как сейчас, и поднимали дикий вой по поводу каждого имени, которое всплывало на сенатских слушаниях, начатых по инициативе висконсинского сенатора Маккарти. Это был чистый кошмар. Вся наша либеральная команда гудела, как растревоженный улей, и очень многие торопились выбросить свои потрепанные экземпляры книг Карла Маркса и Литтона Стрэчи — на случай, если ночью к ним в дверь постучат агенты ФБР. В этой злобной свистопляске у некоторых полетели вверх тормашками жизнь и карьера. Но Маккарти так ничего и не обнаружил — решительно ничего.

Парадокс в том, что Элджера Хисса уличил в лжесвидетельстве не кто иной, как нынешний президент, который тогда был конгрессменом. Это сделало его национальным героем. Конечно, он ловил рыбку в маккартиевской мутной воде лишь до тех пор, как Маккарти был осужден сенатом и сгинул. И вот теперь точно так же охотятся на него самого, и из своего укромного кабинета я слышу, как по всему Белому дому разносится вой о несправедливости и безответственности прессы и телевидения. И, кажется, здесь никому не приходит в голову, что во всем этом есть какая-то высшая справедливость, ибо это маккартизм наизнанку, в котором главной дичью стал тот самый человек, который двадцать лет назад начал такую же охоту на других.

А парадоксальнее всего, наверное, то, что наши либералы — и в том числе моя дорогая жена Джен, ставшая вожаком в стае, — расхватывают газеты, упиваются уотергейтскими заголовками и телевизионными репортажами и чувствуют себя на седьмом небе. И это мы-то, которые когда-то так негодовали и ужасались, видя, как пресса трубит во все трубы, раздувая обвинения Маккарти, и ради сенсации рвет зубами добычу. Как видно, независимо от политических взглядов, природа человеческая всегда одна и та же.