Внутри женщины

– И Пашкина куртка. Ближе к утру он всегда молча накидывал мне ее на плечи, – Лора вздернула правым плечом, как бы в доказательство. А быть может, она до сих пор ощущала, как ее обнимала теплая штормовка. У каждого есть такие прикосновения, которые не забываются, которые словно вчера. – Помню, как однажды он, забирая куртку, сказал мне: «Она теперь постоянно пахнет тобой». Нам было по тринадцать лет.

– Первый поцелуй?

– Он случился намного позже. Ты помнишь, что наши родители дружили? В девятом классе они отправили Пашу вместе со мной к бабушке – помочь выкопать картошку. Мы сидели на бревнах, выброшенных возле забора. У него пальцы были все в земле и мошка на щеке. Я начала стряхивать ее и вдруг он меня поцеловал. Это было мое первое прикосновение к мужчине.

Глинтвейн продолжал дышать на нас. От этого еще более казалось, что нас за столиком больше, чем двое. Так что если путешествия во времени и перемещения тел существуют – то они были перед нами. Порой мы и представить себе не можем, в каких уголках мира одновременно присутствуем – благодаря людям, которые нас вспоминают.

– Конечно, дальше поцелуя дело не зашло.

– Пока что все звучит очень хорошо. Я не могу понять, где подвох?

– Родители. Они решили, что мне нужно учиться за границей. Поэтому следующие несколько лет я безвылазно сидела над книгами и почти жила у репетиторов.

– Родители бывают просто удивительны в своем стремлении дать нам то, чего им не хватало в детстве.

– Абсолютно. Моя мама мечтала учиться в Лондоне. Так что она сама выбрала мне и вуз, и факультет.

– А ты не хотела этого?

– Я боялась, – Лора посмотрела на меня, и в эту минуту я увидела перед собой шестнадцатилетнюю девочку с неумело накрашенными глазами. – Я отлично знала английский, но мне было очень страшно ехать туда одной. До этого я никогда не выезжала даже за пределы города самостоятельно. Не то что на другой континент.

– А ты говорила об этом с мамой?

– Конечно. Она ответила: «А бегать по посадкам в короткой юбке тебе не страшно?» И в этом она была, кажется, права. Но это мне сейчас, в свои тридцать шесть понятно.

– А тогда? Душераздирающая музыка в плеере, слезы в подушку, решение ненавидеть родителей до конца жизни?

– Да.

Я знала миллион таких историй. В половине из них родители ломали жизнь своего же ребенка, в другой половине – выворачивали на нужную орбиту. И первые, и вторые при этом желали исключительно добра. Говорят, что угадать невозможно. Но мне почему-то кажется, что в итоге выигрывали те дети, которые не только прислушались к родителям, но и осознали, что это всего лишь толчок, а по жизни – все зависит только от их решения.

– Ты простила их?

– Давно. Все вообще сложилось очень хорошо. Паша сказал мне, что я вернусь, и все у нас будет прекрасно. Я поверила. Потому что он мало говорил, но если уж – то наверняка. К тому же в свои семнадцать он выглядел как вполне взрослый мужчина: высокий, крупный, с уверенной щетиной. Ему просто хотелось верить.

– Женщина всегда хочет верить мужчине, с которым она хочет быть.

– Я тогда еще как-то не думала о будущем и о семье. Но сейчас мне кажется, что уже тогда, подсознательно, я понимала – Паша будет в моей жизни всегда.

– А ведь, черт возьми, так бывает: некоторые вещи мы из ниоткуда знаем наверняка. Интуиция?

– Скорее вера.

– Безупречная уверенность?

– Да. Она самая.

Я глотнула глинтвейна. Между верой и уверенностью – пропасть. Уверенность основывается на фактах, а вера – в сердце. Именно поэтому она так часто бывает слепа. Первую можно воспитать, вторую только почувствовать. Разум, соприкасаясь с настоящими чувствами, и порождает то самое знание из ниоткуда.

– Мы переписывались, конечно. С начала два-три раза в неделю. Я писала трактаты, он – отвечал на них в паре предложений. И слава богу – ошибок у него было миллион! Он поступил на техническую специальность, но на втором курсе его отчислили за непосещаемость. Ну, он мне так написал, что по этой причине. Паша тогда занимался продажей частей к велосипедам и их ремонтом. Он все время проводил в этом «вонючем гараже». Так мне про него однажды сказала мама по телефону. Я не знала, что значит «вонючий гараж». Все свое свободное время я проводила вместе с друзьями в кофейнях, булочных и парках, которые пахли очень даже приятно. И я уже совсем не помнила, какой был запах у Паши.

По залу танцевали аккорды «Fly me to the Moon» Фрэнка Синатры. Отличный зимний выбор. Фрэнк, вместе с его интеллигентностью, звуками трубы и саксафона, а также легендарной «Let it snow» навсегда останется символом летающих в воздухе снежинок. Сейчас вместе с ними летали и мои мысли. Я пыталась вспомнить запахи людей, которые были мне дороги.