Во дни Пушкина. Том 1

«Брось тень, спеши к истине!.. – говорил Сковорода своим слушателям по одиноким степным хуторам. – Оставь физические сказки беззвучным младенцам!» И поясняет: «Мы в посторонних околичностях чересчур любопытны, рачительны и проницательны: измерили море, землю, воздух, небеса и беспокоили брюхо земное ради металлов, размежевали планеты, доискались в луне гор, рек, городов, нашли закомплектных миров неисчетное множество, строим непонятные машины, засыпаем бездны, воспящаем и привлекаем стремления водные, что денно новые опыты и дикие воображения… Боже мой, чего мы не можем, чего не умеем? Но то горе, что при всем том кажется, чегось великого недостает, а что оно такое, не понимаем! Похожы на бессловесного младенца: оно только плачет, не в силах ни знать, ни сказать, в чем его нужда. Сие явное души нашей неудовольствие не может ли нам дать догадаться, что все сии науки не могут мыслей наших насытить? Бездна душевная, видишь, оными не наполняется. Чем изобильнее их вкушаем, тем пуще палит наше сердце голод и жажда»… И он указывает истомленным на мысль, которая «никогда не почивает», которая «продолжает равно молнийное своего летание стремление чрез неограниченные вечности, миллионы бесконечнии», которая «возносится к высшей, господствующей природе, к родному своему и безначальному началу, дабы сиянием его и огнем тайного зрения очистившись, уволнитись телесной земли и земляного тела. И сие-то есть выйти в покой Божий, очиститься от всякого тления, сделать совершенно вольное стремление и беспрепятственное движение, вылетев из телесных веществ границ на свободу духа». Этот покой Божий, вечную Субботу духа Сковорода называет «символом символов».

Все мысли эти свои Сковорода излагал в своих рукописаниях, как «Брань архистратига Михаила с Сатаною», «Пря беса с Варсавою», «Разговор, называемый алфавит или букварь мира», «Израильский Змий», иначе называемый «Икона Алкивиадская, диалог: душа и нетленный дух», «Жена Лотова», «Благодарный Еродий», «Убогий жаворонок» и, наконец, «Потопе Змин», который он «исправил, умножил и кончил» в 1791 году.

Он был не только писателем – философом, но слагателем и исполнителем песен философского содержания, странствующим рапсодом. В народе его песни назывались «сковородинами». И в то время как торжествующий рационализм запада договорился до провозглашения этого мира лучшим из возможных миров, русские сковородины были исполнены глубокой скорби:

Мир сей являет вид благолепный,
Но в нем таится червь неусыпный.
Горе ти, мире! Смех вне являешь,
Внутрь же душою тайно рыдаешь…
Проживи хоть триста лет,
Проживи хоть целый свет.
Что тебе то помогает,
Если сердце внутрь рыдает?
Завоюй земной весь шар.
Будь народам многим царь,
Что тебе то помогает,
Аще внутрь душа рыдает?..
О, покою наш небесный, где ты скрылся с наших глаз?
Ты нам обще всем любезный, в разный путь разбил ты нас,
За тобою-то ветрила простирают в кораблях,
Чтоб могли тебе те крила по чужих сыскать странах.
За тобою маршируют, но достанут ли когда?
Ах, ничем мы недовольны: се источник всех скорбей!
Разных ум затеев полный – вот источник мятежей!..

Аскетом Сковорода не был и за духовной беседой иногда выпивал лишнюю чарку вина. Не ставил он слишком суровых требований и своим ученикам. Но это отдание земле земного не мешало ему иногда воспарять на крыльях энтузиазма высоко над «глинкой». Люди, завязшие в «глинке», не знают этих взлетов, не верят им, но о них говорит не один Сковорода.