Во дни Пушкина. Том 2

Пушкин, смеясь, расцеловался с добродушным чудаком. Григоров скорей потащил его в дом, послал одного казачка за гостями, другого за барыней, третьего к дворецкому… И, как полагается, пока готовился пир, хозяева водили дорогого гостя по дому. Он весь до отказа был завален всякими новыми, дорогими, но ни на что ненужными вещами, которые приходят только с шалыми деньгами и вместе с ними уходят. В некоторых комнатах теснота от этих вещей – ширмочки, столики, картинки, вазочки, альбомы, роялино, мандолины, статуэтки и проч. – была такова, что пройти можно было только боком, да и то с великой осторожностью, как бы чего не повалить. Пушкину чрезвычайно скоро надоело восхищаться всем этим, но и не восхищаться было невозможно: и пышечка, и Григоров так и пили его притворные восторги и чувствовали себя на седьмом небе…

И скоро зашумел весело-безалаберный пир…

– Не Отрадное, конечно, но свою приятность имеет, – смеялся Григоров. – Как, Александр Сергеич?

– Чего там, – ловко льстил толстяк, скакавший по всей России за аппетитом. – Только у тебя вот и ем… А то хоть пропадай!

Повар Григоровых был, в самом деле, вполне на высоте положения, и вина были очень недурны, хотя бутылки и были слишком уж покрыты пылью и паутиной… Вскоре прилетел на охотницкой тройке пегих драгунский полковник с пушистыми усами, хозяйка расцвела еще больше и в старой столовой, полной новых вещей, дым пошел коромыслом…

А на утро, когда господская усадьба спала еще мертвым сном, оба старичка, простившись с Егорычем, выходили на пустынную Владимирку. И вдруг бродяжка, по привычке своей, тронул за рукав полковника, как он делал всегда, когда хотел на слова свои обратить особое внимание друга.

– Гляди-ко сюды, – сказал он, останавливаясь. – Теперя я на счет этой самой Беловодии так думаю, что все это выдумка одна человечья. Помнишь, тады, на Зилиме, мы про нее толковали, а по степи конные башкиры с беркутами скакали да зайцев ловили? Дак какая же это зайцу Беловодия, коли ему птица загривок дерет, а он, как робенок, верезжать должон? А?.. Это потому ошибка выходит, что очунь уж много человек об себе понимает… Пригреет его солнышко, а он, дурашка, думает, что и всем тепло… Ну, да что там толковать! Сказано: живи не тужи, помрешь не убыток… Пойдем-ка дальше… Только вот что-то ходилки мои отказываться стали – уж не застудил ли я их часом? Какой ране шустрай был, а теперь просто едва ползу…

Полковник тихонько улыбнулся на это его постоянное горение, и оба скорбным путем пошли ко Владимиру…

XXXIV. Водовороты

Бал у Карамзиных был в полном разгаре. Танцевали мазурку. Князь П.А. Вяземский танцевал с Натальей Николаевной и весьма любезничал с ней: жена друга произвела на него неотразимое впечатление.

И вдруг величественная и даже в увядании своем прекрасная Екатерина Андреевна, умело, с улыбкой, лавируя в блестящих водоворотах бала, поймала пленительную Натали.

– Ваш человек пришел, – сказала она едва слышно среди возбуждающего грохота музыки. – Вас просят скорее возвратиться домой по неотложному делу.

– Но… я танцую с князем мазурку, – улыбнулась Натали своей улыбкой, силу которой она знала.

– Тогда я скажу, что вы скоро приедете.

– Merci… Князь, нам… – протянула она руку князю.

И князь со своим щенячьи-серьезным выражением понесся с красавицей среди пестрых, веселых пар.

– А вы слышали: у Безобразовых снова началась невероятная кутерьма, – сказал князь.

– Опять ревность?! – обмахиваясь веером и смеясь, воскликнула она.

– Да. Говорят, он избил ее… Она бросилась к ногам государыни и просила о разводе. Он уже арестован. И при дворе думают, что постоянные скандалы эти, пожалуй, заставят его уйти из флигель-адъютантов… Смотрите: сестра опять что-то сигнализирует вам.

– Pardon… Одну минутку…

– Ваш человек вернулся и говорит, что ваше присутствие дома решительно необходимо, – сказала Екатерина Андреевна.

Натали встревожилась: но, Боже мой, в чем там дело? И, даря улыбки направо и налево, она в сопровождении огорченного князя направилась в вестибюль. Он нежно укутал ее и, как молоденький корнет, хотел непременно посадить и в карету, но она воспротивилась:

– Нет, нет, не выходите! Такой промозглый холод… Вы простудитесь… Я не позволю…

Лакей распахнул двери, Натали, недовольная и встревоженная, только что поднялась в темную, пахнущую ее духами карету, как вдруг две сильные руки крепко обняли ее.

– Ай!

Но веселый хохот мужа сразу рассеял все ее тревоги.

– Но какой же ты сумасшедший! Я Бог знает что думала…