Во дни Пушкина. Том 2

За отсутствием приемного сына вызов принял старый голландец. Он струсил и понял, что переиграл: дипломатический пост все же обязывал и некоторой, хотя бы и внешней только, серьезности и приличию. Но так как Дантес должен был сидеть еще не один день, то у него было некоторое время в распоряжении: авось удастся как-нибудь дело уладить. Старик нашел случай встретить Пушкина и со слезами на глазах стал говорить ему о своих отеческих чувствах к молодому человеку, которому он посвятил всю жизнь, о том, что все его надежды разрушены как раз теперь, когда труд его был только что доведен до конца, и проч., и он просил Пушкина дать ему хотя неделю, чтобы приготовиться ко всяким случайностям… Тронутый волнением старика, Пушкин обещал ему, что в течение двух недель он не предпримет по этому делу никаких шагов… Жуковский, который пришел в величайшее волнение при известии о вызове и которого старый Геккерен соответственно подвинтил, всячески поддерживал это решение.

Начался невообразимый кавардак: разъезды, встречи, отказы от встреч, уговоры, свидания, переговоры, письма… Вяземский, Жуковский, Е.И. Загряжская, оба Геккерена, Наталья Николаевна, Соллогуб, сам Пушкин кипели, как в котле… И вдруг из дворца представителя Голландии бомбой вылетает и разрывается слух: но все это одно сплошное недоразумение! Молодой Дантес влюблен совсем не в Наталью Николаевну, а в ее сестру, Екатерину Николаевну, и – просит ее руки! Игра была ясна: старик, зарвавшись, стремился оградить свое официальное положение при русском дворе, которое, во всяком случае, было бы поколеблено скандальной дуэлью, а Жорж, кавалергард, – одним забавным приключением больше, только и всего! Этим способом он, во-первых, избежит дуэли, которая, принимая во внимание характер его противника, будет, во всяком случае, не шуточной, а во-вторых, он станет еще ближе к очаровательной Натали, одно имя которой туманило эту кудрявую голову. Katinjka? Но она влюблена в него как кошка, и будет счастлива иметь его, хотя некоторое время… Нет, положение просто удивительно забавное!..

Пушкин пришел в неистовое бешенство… Снова все кому это было нужно и не нужно, бросились в эти смерчи страстей, чтобы предотвратить катастрофу. Все дело теперь было в том, чтобы заставить Пушкина взять вызов обратно: иначе дело будет иметь такой вид, что Дантес от страха, спасая свою шкуру, женится на его свояченице, а он нисколько не боится, – напротив!..

Гостиные гудели как ульи. Возбуждение было до того велико, что даже такое пикантное событие, как женитьба графа де Грав на необъятном Дунае, прошло почти незамеченным. Впрочем, сейчас же после свадьбы новобрачные уехали за границу, а старики в «Отрадное». Но старая графиня все же успела осведомиться о возможности помпейской катастрофы и о кончине мира. Она получила со всех сторон, до митрополита Серафима включительно, самые успокоительные заверения, но все же осталась в некотором сомнении: петербуржцы показались ей что-то очень уж легкими. В этом заключении сходился с ней и ее могучий супруг: с тех пор, как он, бывало, сотрясал всю столицу своими похождениями, петербуржцы стали еще жиже и их постоянная мирихлюндия для черноземного человека еще нестерпимее.

Гостиные кипели коммеражами. Всякий старался внести в сокровищницу сплетен и свою долю ядку для отравления ближнего своего. Но долго наслаждаться враньем вралям не пришлось: Пушкин взял свой вызов обратно. И с величайшим волнением вестовщики показывали даже копию его письма – часто в перевранных списках – к его секунданту Соллогубу:

«Я не колеблюсь написать то, что я могу заявить словесно. Я вызвал г. Ж. Геккерена на дуэль, и он принял ее, не входя ни в какие объяснения. Я прошу господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов, как не существовавший, осведомившись по слухам, что г. Жорж Геккерен решил объявить свое решение жениться на м-ль Гончаровой после дуэли. Я не имею никакого основания приписывать его решение соображениям недостойным благородного человека. Я прошу Вас, граф, воспользоваться этим письмом по Вашему усмотрению…»

И, захлебываясь, рассказывали подробности:

Когда письмо это Соллогубом передано было секунданту Дантеса, д’Аршиаку, изящному секретарю французского посольства, тот уверенно сказал:

– Этого достаточно… Поздравляю вас женихом, Дантес, – обратился он к кавалергарду.

– Поблагодарите г. Пушкина, что он согласен кончить нашу ссору, – с беззаботным смехом сказал Дантес Соллогубу. – Я надеюсь, что мы будем теперь видеться, как братья…

Соллогуб с д’Аршиаком поехали к Пушкину. Он обедал. Он вышел к ним несколько бледный и выслушал благодарность, переданную ему д’Аршиаком.

– С моей стороны, – прибавил д’Аршиак, – я позволил себе обещать, что вы будете обходиться со своим зятем, как со знакомым…

– Это напрасно!.. – запальчиво воскликнул Пушкин. – Никогда этого не будет… Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может…