Во дни Пушкина. Том 2

«Господин барон, – читал он угрюмо. – Позвольте мне изложить вкратце все случившееся… Поведение вашего сына было мне давно известно, и я не мог остаться равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное. Случай, который во всякую другую минуту был бы мне неприятным, представился мне весьма счастливым, чтобы мне разделаться. Я получил безыменные письма и увидел, что настала минута, и я ею воспользовался. Остальное вы знаете. Я заставил вашего сына играть столь жалкую роль, что моя жена, удивленная такою низостью и подлостью его, не могла воздержаться от смеха, и чувство, которое она могла бы иметь к сильной и высокой страсти, погасло в самом холодном презрении и холодном отвращении. Я должен признаться, господин барон, что поведение собственно ваше было не совершенно прилично. Вы, представитель коронованной главы, вы родительски сводничали вашему сыну: кажется, все поведение его (довольно неловкое, впрочем) было вами руководимо. Это вы, вероятно, внушали ему все заслуживающие жалости выходки и глупости, которые он позволял себе писать. Подобно старой развратнице, вы сторожили жену мою во всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына, и, когда больной венерической болезнью, он оставался дома, вы говорили, что он умирал от любви к ней, вы ей бормотали: «Возвратите мне сына!..» Вы согласитесь, господин барон, что после всего этого я не могу сносить, чтобы мое семейство имело малейшее сношение с вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела и не обесчестить вас в глазах вашего Двора и нашего, на что я имел право и намерение. Я не забочусь, чтобы жена моя еще слушала ваши отцовские увещания, не могу позволить, чтобы сын ваш после своего отвратительного поведения осмелился обращаться к моей жене и еще менее говорить ей казарменные каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй. Я вынужден обратиться и просить вас окончить эти проделки, если вы хотите избежать новой огласки, перед которой я, верьте, не отступлю… Имею честь быть, господин барон, ваш покорный и послушный слуга А. Пушкин».

Письмо явно устарело и моменту уже не соответствовало, но все равно: цели своей он достигнет. На этот раз негодяи от него не отвертятся… И он отправил письмо по назначению…

Снова, ошеломленные этим неожиданным выступлением, тревожно забегали человечки, снова начались совещания, обсуждения, поездки, встречи, письма. В качестве верховного судьи в этом деле чести насмешницей судьбой был избран родственник Пушкина, престарелый граф Григорий Александрович Строганов, блудный отец Идалии Полетика, считавшийся в обществе тонким знатоком такого рода дел. В молодости граф был дипломатом. Он был красавец и слава его, как донжуана, была так велика, что Байрон упомянул о нем в своей знаменитой поэме, в том месте, где донна Джулиа, подчеркивая перед мужем свою добродетель, говорит ему, что она устояла даже против соблазнительного count Strong-Stroganoff. Во время своего пребывания в Испании Строганов, уже женатый на княгине А.С. Трубецкой, настолько увлекся португальской графиней д’Ега, что увез ее с собой в Россию. От нее и родилась Идалия… И мудрый старец, – ему было уже под семьдесят, – хорошенько размыслив об этом деле, вынес решение: совершенно необходимо драться. Еще побегали, посуетились, поволновались и, наконец, – и очень скоро, – добились итога: секундант Пушкина, К.К. Данзас, его товарищ по лицею, добродушный и беззаботный «вечный полковник», притворявшийся отчаянным повесой и кутилой, и секундант Дантеса, г. д’Аршиак, утонченный секретарь французского посольства, встретились для последних решений.

Подумав и обсудив, они выработали следующие условия встречи:

«1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на другого, но ни в каком случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.

3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми полномочиями, обеспечивают каждый за свою сторону своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Константин Данзас, инженер-подполковник.

Виконт д’Аршиак, атташе французского посольства.

27 января 1837 г. 2 1/2 ч. пополудни».