Во главе кошмаров

– Нет. Было слушание, но все имеющиеся свидетели вдруг пошли на попятную. Либо их запугали, либо хорошо заплатили. А из-за какого-то низшего не было смысла ссориться с влиятельными людьми. Лисандр и Трой не были очевидцами преступления, но после многих длительных уговоров подтвердили мои обвинения и согласились, что наблюдали за издевательствами над Примом раньше. Однако этого не хватило для привлечения тех мразей к ответственности за убийство.

Я силой воли заставил себя притормозить и успокоиться. Тот инцидент почти разрушил мою дружбу с близнецами. Они видели тело Прима лишь на фотографиях в суде и не могли понять моего ужаса. Друзья струсили и весьма неохотно поддержали мои показания. Настолько неохотно, что в той борьбе я остался один вместе с семьёй Прима.

– Я проиграл. Никакая справедливость не восторжествовала. Убийцам выписали незначительный штраф и отстранили от учёбы на несколько месяцев. В первый же день их возвращения мы столкнулись в коридоре. Всё закончилось дракой, и мне не проломили голову только благодаря подоспевшим Трою и Лисандру.

– Где те подонки теперь?

– Не знаю, но, насколько слышал, история всё-таки получила неприятную для их семей огласку, и некоторые предпочли перебраться в другие города, чтобы замять дело. Лишь один загремел в тюрьму, получив по заслугам, но уже после совершеннолетия. Попался на перепродаже наркотиков.

Повисшая тишина была неприятной. Я ощутил раздражение, снова погрузившись в ту гнусную историю. Видел, что Кассия боролась с желанием поддержать меня словами сожаления, однако оно мне было не нужно. Я пришёл не ради сочувствия, а чтобы подобная ситуация никогда не повторилась.

Авила часто упрекала меня в излишней тяге к правосудию, но после проигранного дела Прима и начав работать в Санкт-Данаме, я жаждал справедливости. И не такой, как её видели Элион и Кай. Одно дело твари, сбежавшие с Переправы, те были движимы инстинктами, и с ними работал разве что меч или пистолет, но если нам попадались даории и палагейцы, нарушающие закон, я целенаправленно добивался их осуждения по закону, чтобы выросло количество прецедентов и остальным подонкам стало неповадно. Чтобы они думали дважды, опасаясь оказаться в тюрьме.

Кассия попридержала жалость при себе.

– Ты хотел о чём-то поговорить. Говори, – коротко напомнила она, кажется, найдя мою историю достойной платой за своё доверие.

И я приступил к рассказу.

Раскрыл, что произошло после их исчезновения в Даории, поведал про встречу с царями и мойрами. Поделился мыслями по поводу отца и тем, что сам не разделяю его взглядов. Рассказал о предсказаниях сивилл и о Лексе. Я говорил долго, изредка отпивая своё пиво, чтобы смочить пересыхающее горло.

Кассия ни разу не встряла, ничего не спрашивала и не уточняла. С каждым витком рассказа я всё сильнее напрягался, замечая, что её лицо периодически вновь принимает отстранённое выражение. Кассия ничем не демонстрировала своё отношение к тому или иному откровению, будто ей было плевать. И у меня невольно сложилось ощущение, что мы вернулись к началу и рассказа про Прима оказалось недостаточно, чтобы нас сблизить. Прошло около часа, Кассия прикончила бутылку пива, когда я завершал монолог, повторяя о том, что отец желает ей смерти, но не я.

Впервые Кассия всё-таки отреагировала. Протянула мне руку.

– Дашь ещё?

Пиво? Просьба сперва сбила с толку, но я открыл ей другую бутылку, передал и только потом осознал, что она использовала палагейский.

– Ты выучила язык?

– А это… немного. Хотя скорее вспомнила, чем выучила, – невнятно буркнула она, переходя на привычный для людей язык. Похоже, предыдущая фраза вырвалась у неё случайно. – Ты понимаешь палагейский?

– Да, наши языки почти идентичны. Может, диалекты разнятся.

Кассия несколько раз кивнула, повтор движения вышел каким-то бессознательным. Вероятно, алкоголь подействовал. Вместо того, чтобы притормозить с выпивкой, она сделала пару новых глотков.

– Точно. Одна языковая группа. И спасибо за пиво, братишка, – безрадостно ответила она, салютуя мне бутылкой, но после нового для нас обоих обращения она в наигранном шоке округлила глаза. – Ой, ты, кстати, младший или старший? Или мы как двойня считаемся ровесниками?

Это можно было бы воспринять за издёвку, но по глазам Кассии я уже видел, что её повело. Я сдержался от неприятной гримасы: что-то было не так. Наследница Раздора пришла ко мне то ли в отчаянии, то ли в гневе. Сверху наложился алкоголь, и получилась худшая смесь из возможных.

– Старший, – стараясь быть помягче, ответил я.

– Какая прелесть, – без каких-либо эмоций отреагировала она, занятая разглядыванием этикетки на своей бутылке. – Теперь у меня целая семья. Дедушка, подонок-отец, старший брат, старшая в каком-то смысле сестра и ещё непонятно кто…

– Кассия, что случилось? – с искренним беспокойством прервал я.

Сестра обратила всё внимание на меня.