Во имя Абартона

Последнее предэкзаменационное совещание отчего-то вытаскивало из людей все самое худшее. Кураторы ругались с руководителями кафедр, бурно обсуждалось и критиковалось расписание и состав комиссий, всем требовался выходной, и непременно в один и тот же день. В прошлые сессии Мэб и Реджинальд также вносили свою лепту, и не без удовольствия. Им было что делить. Сейчас же эти склоки казались глупыми, даже жалкими. Им двоим был дарован редкий шанс взглянуть на себя со стороны, и от весьма неприглядной картины уши горели.

Желая побыстрее разделаться с надуманными проблемами и переговорить с ректором наедине, они согласились со всем, что не предлагали, и тем заслужили удивленные взгляды. Казалось вот-вот, будет задан вопрос: «Все ли с вами в порядке, профессор?», однако у Мэб такого никто не спрашивал. Коллеги-аристократы считали подобные вопросы недопустимыми, простолюдины же боялись навлечь на себя гнев. Вот Реджинальд ни у кого не вызывал трепета, и потому доктор Синсли, настоятель собора и по совместительству чтец лекций по церковной архитектуре для вольнослушателей, удивленно спросил:

— Вы хорошо себя чувствуете, профессор Эншо?

— Вполне, — сухо отозвался Реджинальд, бросив взгляд на часы. Там, невидимые посторонним, бегали по циферблату искры. — Ректор, можем мы поговорить наедине? Вопрос очень важный.

Вон Грев изучил повестку дня, поставил несколько галочек в списке и отпустил всех. Вышли профессора из зала для собраний одинаково недовольные, как это бывало обычно. Мэб осталась сидеть, чем заслужила удивленный взгляд ректора. Потом вон Грев вдруг улыбнулся понимающе и как-то неприятно.

— Ох, Реджи, Реджи, опять вы с леди Мэб за старое?

— Ректор? — в одно слово Реджинальд вложил разом все удивление и недовольство. Мэб предпочла промолчать до поры.

— Леди, — вон Грев кивнул сперва Мэб, потом и Реджинальду, — профессор, я понимаю, что вы, очевидно, в очередной раз поругались и недовольны тем, что я поставил вас в одну и ту же комиссию. И вы опять будете требовать, чтобы я нашел вам других компаньонов. Я все понимаю. Однако, может это подождать до окончания учебного года?

— Нет, — отрезал Реджинальд.

Ректор мученически застонал.

— Нет, ректор, — подхватила Мэб. — Мы пришли сюда вовсе не ради этого.

— Не ради… — вон Грев заметно опешил, как-то даже сдулся. Мэб не первый раз уже приходило на ум, что он напоминает собой шарик, и будет довольно-таки жалок, если выпустить воздух. — А зачем?

Мэб и Реджинальд переглянулись, пришли беззвучно к согласию и заговорили, спокойно, уверенно, не перебивая, а лишь дополняя друг друга. Еще дома они решили, что в первую очередь расскажут о подозрительных визитах Джермина и его связи с Верне. Ректор слушал, кивал, хмыкал и черкал что-то на листах бумаги с эмблемой университета. Отчего-то именно эта его манера сегодня раздражала Мэб неимоверно.

Покончив со странными неурочными визитами Джермина, Мэб с большой неохотой рассказала об отраве и возможно сорванном ритуале, и тут заработала снисходительную улыбку.

— Дорогая леди Мэб, не переживайте так сильно! Этот ритуал — фикция, красивая легенда, не больше. Едва ли мы, современные люди, здравомыслящие, должны воспринимать ее буквально. Вы же в самом деле не верите в… в Майского короля?

— Отчего же? — хмыкнул Реджинальд. — Корону у нас три года подряд получает юный Миро, и все ему как с гуся вода.

— Ритуалы и чары тут не при чем, — поморщился вон Грев. — У Миро слишком влиятельный отец, ссора с ним нам на пользу не пойдет. В общем, леди Дерован, не беспокойтесь, ничего непоправимого не произошло.

— Допустим, — кивнула Мэб. — В таком случае, ректор, перейдем к реальным проблемам. Мисс Лили Шоу.

— Кто это?

— Девушка из Колледжа Королевы Шарлотты, несовершеннолетняя девушка.

— Ясно, — кивнул вон Грев. — И что она натворила?

Мэб царапнула ногтями полированную столешницу. Гнев зародился где-то глубоко внутри, и пока она успешно сдерживала это рокочущее чудовище. Главное — не накручивать себя. Не задавать вопрос, отчего же, услышав о девушке-стипендиатке, ректор первым делом спросил «что она натворила», а не «что с ней случилось».

Вместо Мэб вспылил — если так можно сказать, учитывая холодность тона и безразличное выражение лица — Реджинальд.

— Скажите, ректор, а если бы мы пришли к вам и назвали имя… леди Нисс, к примеру, или леди Алимур, вы бы задали тот же вопрос? Или же вашим первым порывом было встревожено воскликнуть: «Что с ней случилось?!»?

Вон Грев посмотрел на Реджинальда потемневшими от гнева глазами, потом бросил короткий взгляд на Мэб и сдержался. Голос его, впрочем, держал тише обычного и при этом на полтона выше. Раздражаясь, ректор переходил на неприятный фальцет.

— Так что с ней случилось, профессор?

Повисла пауза. Видно было, что Реджинальду неприятно обсуждать подобное с вон Гревом. Тем более теперь, когда было фактически сделано одолжение.

— Ее соблазнил один из студентов Королевского Колледжа, — сказала Мэб. — Соблазнил, запугал и фактически шантажировал.

— О Боже, но зачем?!