Во имя отца

Дважды его стошнило в молоко, окружавшее его со всех сторон. Когда он почувствовал, что совсем слабеет, то заставил себя думать о своей главной цели и своей ненависти. В конце поездки, когда каждая минута казалась часом, он сосредоточился на мыслях об Ане. Он нарисовал в памяти её лицо. Вспомнил слова, которые она ему говорила, вспомнил её своеобразный хрипловатый голос. Во рту у него сейчас была мешанина из резины и молока, но он достаточно чётко мог себе представить её поцелуй. Воспоминания об объятии Ани, её запахе занимали его в тот момент, когда грузовик наконец остановился. Мирека обдало молоком в последний раз.

Ему казалось, что его приклеили к этой лестнице. Его пальцы пришлось отдирать от неё. Водитель был пожилым, но достаточно сильным. Фермер был намного моложе и сильнее, а его сын был ещё более сильным. Всем им пришлось потрудиться, чтобы протащить Мирека сквозь люк и опустить его на землю. Дойти до сарая самостоятельно он не мог, и им пришлось поддерживать его.

Когда его замотали в три одеяла и надели на ноги сапоги из овчины, его тело стало постепенно возвращаться к жизни. Мирек, изнемогая от боли, стал понемногу разминать пальцы. Тут открылась дверь, и в сарай вошёл фермер. У него был заострённый нос и редеющие каштановые волосы, зачёсанные назад. Он выглядел как хищная птица, но улыбка его была приятной. Поставив перед Миреком котелок и положив рядом кусок хлеба, он сказал:

— Влей-ка это в себя. Это домашний мясной бульон. Он тебя согреет и приведёт в норму. Потом постарайся заснуть. Мы отправимся в десять. Это через три с половиной часа.

Фермер ушёл, и Мирек, сделав неимоверное усилие, встал на ноги. Он приподнял крышку котелка и уже через секунду жадно хлебал то, что показалось ему самым вкусным супом в мире. В котелке было около литра жидкости, может быть, чуть больше. Он съел весь бульон и вытер дно котелка хлебом. Затем он лёг на сено и попытался заснуть.

Ему удалось немного вздремнуть, и, когда фермер пришёл вновь, Мирек чувствовал себя лучше. Ночь была тёмной и холодной. И Мирек, и фермер были одеты во всё чёрное. Лица их закрывали чёрные шарфы. Пятиметровая деревянная лодка тоже была выкрашена в чёрный цвет. Белыми были только номерные обозначения. Но фермер и их покрыл чёрной тряпкой. Он указал на видневшиеся вдалеке огоньки:

— Польские рыбаки.

Он похлопал по фонарю, который горел у него на корме:

— Если нас остановят, говорить буду я. Бумаги у тебя в порядке, так что ничего не бойся.

Он взял у Мирека сумку и швырнул её на корму, затем послюнявил указательный палец, поднял его и удовлетворённо произнёс:

— Ветер работает на нас. Будем на месте часа через два. Залезай.

Мирек забрался в лодку и сел на корме, зажав сумку в ногах. Фермер оттолкнул лодку, запрыгнул в неё и вставил вёсла в уключины. Весла были длинными и очень тяжёлыми.

Мирек прошептал:

— Будем грести по очереди.

Из-под шарфа донёсся приглушённый голос фермера:

— Нет, грести буду я. Такой тихой ночью нас могут засечь по единственному всплеску воды. Даже если бы ты был олимпийским чемпионом по гребле, я и то не позволил бы тебе грести.

Мирек заметил, как аккуратно гребёт фермер. Весла входили в воду под идеальным углом без малейшего звука. Сопровождающий объяснил Миреку, по какому маршруту они проследуют. Лодка пойдёт вдоль береговой линии метров за четыреста от берега. Озеро обычно патрулируют один чешский и один польский пограничный катер. Патрульная служба несётся ими нерегулярно. Они обычно крутятся в центре озера, подлавливая рыбаков без лицензии. Польский катер вообще не представляет никакой опасности. Его команда состоит из двух алкоголиков, которые во время патрулирования только и делают, что пьют водку.

Под конец фермер заявил:

— Я подозреваю, что в сумке у тебя пистолет. Если возникнет опасность досмотра, сразу же бросай его за борт. Понял?

— Конечно, — ответил Мирек, хотя вовсе не собирался поступать подобным образом. Точно так же он не собирался говорить фермеру, что в сумке у него есть ещё и форма полковника СБ.

— Отлично, — сказал фермер, — теперь нам больше не о чём говорить, так что лучше помолчи. Тем более, что на тихой воде звук распространяется очень далеко.

Два часа они плыли без единого слова. Фермер иногда прекращал грести. Не из-за того, что уставал, так как, похоже, он был неутомим. Он останавливался, чтобы прислушаться. Мирек слышал, как вдалеке что-то кричали друг другу рыбаки. Сначала раздавалась только чешская речь. Затем Мирек услышал родной польский язык. Это согрело его сердце. Действительно, поражало, как далеко был слышен любой звук на озере. Огоньки рыбачьих лодок были очень далеко, но Мирек отчётливо услышал, как один рыбак пошутил насчёт холода, как на Северном полюсе.

Несколько раз Мирек замечал луч прожектора справа от них, но ни разу он не напоролся на их лодку. Фермера, похоже, это нисколько не волновало, и он продолжал грести, как ни в чём не бывало.