Во имя отца и сына

Розпрягайте, хлопцi, коней,
Тай лягайте спочивать,
А я пiду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.

Маруся раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Копав, копав криниченьку
У зеленому саду,
Чи не вийде дiвчинонька
Рано вранцi по воду.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Вийшла, вийшла дiвчинонька
Рано вранцi воду брать,
А за нею козаченько
Выйде коня напувать.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Знаю, знаю, дiвчинонька,
Чим я тебе огорчив,
Що я вчора из вечора
Кращу дiвоньку любив.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Вона ростом невеличка,
Ще годами молода,
Руса коса до пояса,
В косi лента голуба.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Розпрягайте, хлопцi, коней,
Тай лягайте спочивать,
А я пiду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.

С превеликим удовольствием поднял каждый казак, сидевший за столом, свою очередную чарку, и, чокаясь друг с другом, все выпили за желанную победу России над турецкими врагами-нехристями. Но прежде чем выпить, перекрестились и поблагодарили Господа Бога за свою удачу. В этот вечер не забыли они выпить и за своего благодетеля – за царя-батюшку. И уже к полуночи, не чокаясь, с горечью выпили за тех казаков-сослуживцев, кому не суждено было возвратиться домой, кто сложил свои буйные головы на чужой сторонушке. Не спеша вспоминали их яркие боевые заслуги и поминали навсегда ушедших в мир иной добрым словом и выпитой обязательно до дна чаркой водки.

В этот памятный день горе и радость, выплеснувшиеся наружу, соседствовали друг с другом. В одночасье овдовевшие молодые казачки в душе завидовали женам тех мужей, которые возвратились домой живыми и невредимыми. Они, как только услышали от сослуживцев о смерти своих мужей, в отчаянии рвали волосы на голове и визгливо обголашивали своих невернувшихся мужей.

В разгар празднования, за отдельным небольшим столом, подальше от остальных, разгулявшихся казаков, сидел одинокий станичный казак лет пятидесяти от роду, которого в станице Дмитрием Игнатьевичем Кузьмичевым величали. Пришел он без жены. Видать поссорились. Его казачка, которая хорошо знала строптивый характер своего подвыпившего муженька, поэтому побоялась вместе с ним показываться на празднике. Она предчувствовала, что он может натесаться водочки до чертиков, а затем обязательно выкинет какую – либо свою такую фантазию, что потом она позора не оберется от добрых людей. Рядом с ним пустовало место. Этот стол был заранее предназначен для припозднившихся на гулянку казаков.

Тут откуда не возьмись, появился, завсегдатай таких привлекательных гулянок, и, как ни странно, совершенно трезвый Афоня – пролетариат, которого так неуважительно окрестили в станице.

– А почему бы и ему не присесть рядом, – подумал Афоня и и бесцеремонно опустился на скамейку около Дмитрия Игнатьевича, который был явно не в духе.