Во имя порядка. Кузница судеб

Оба скоротечно покинули комнату и оказались в коридоре, тут же найдя дверь. Выйдя на улицу, они ступили на примятый снег, изо рта вырвался слабый пар. Осмотревшись, Маттоми воззрел всюду серокаменные толстенные стены, на которых расположились посты часовых. Воины Королевства Солнечный берег строго несли службу, часть из их пред глазами тренировались на плацу. Тараэль, ступая по каменной плитке, умастившей внутренний двор, приметил, что воины отрабатывают работу в группе – учатся прикрывать друг друга, наносить совместные удары и работать сообща. Стиль варваров отличается от того, как учат в Ралате, как воспитывала военная школа старой аркской армии и полу-аэтерна удивился тому, что в бою можно эффективно работать сообща.

– Я не помню этих пристроек, когда был тут раньше, – сказал Тараэль, указывая на впереди возвышающуюся постройку, уходящую конусным сооружением на два этажа. – Не помню, ни комнатных помещений, ни церкви святого Базилиса.

– Так ты был пройдоха здесь, – улыбнулся Маттоми. – Что ж ты мне заливал, будто всю жизнь просидел в Подгороде?

– Да, Ралата часто давала задания на поверхности. В Дозоре трёх рек искали мы один старый фолиант, но нашли одно лишь запустение.

– Это новостройки Королевства и Церкви, – Маттоми ускорил шаг. – Они здесь крепко укоренились. После прихода Велисария к власти страна сама на себя не похожа.

Тараэль и Маттоми подошли к деревянным дверям каменной церкви и осторожно отворили их. За порогом глаз порадовало сдержанное, но приятное убранство маленького военного храма. Под ногами шуршит чистая плитка, на которую опускается нару колонн, украшенных скромными картинами деяний священников и героев прошлого. Над головой на цепях застыли медные люстры, начищенные до блеска. Свет проникал через пару узких окон. Чуть дальше, между резных скамеек пролегла алая дорожка, ведущая к алтарю, на втором ярусе храма. Тараэль присмотрелся, остановившись. Его взгляд устремился к алтарю, возле которого священник нёс утреннюю службу. Выточенный из камня, несущий мотив коленопреклонённого моления в виде вырезанных образов, он кутался в дымку благовоний. Струя светлого дыма, проистекающая из серебряного кадила на полу, заволокла мистической пеленой место служения. Глаз узрел клирика в чёрной рясе, который сосредоточенно читает строки псалмов. Острое ухо уловило глубокое воззвание, когда, он повернулся к немногим солдатам и огласил залу строкой из песнопений:

– Перестань гневаться и оставь ярость, не ревнуй до того, чтобы делать зло, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Единого наследуют землю!

«Гнев… ярость», – задумался Тараэль, вспоминая о прошлой жизни, о прошлом имени. Всё его существование ранее было наполнено сжигающим душу ядовитым гневом. И он знал, насколько опустошителен бывает душевный порыв, исполненный огня ненависти от истовой злобы, особенно, когда это дело всей жизни. В конце концов, ведомый яростью он ослеп и проиграл, цель не была достигнута, а злоба на породившего его во второй раз, превратилась в едкую хандру, которая его едва не опрокинула за грань жизни.

Высокий светлобородый мужчина, в стёганном акетоне с синей накидкой поверху, подошёл к ним, басовито твердя и показывая в сторону маленькой дверцы:

– Спускайтесь в нижний храм. Первосвященник вас уже ждёт.

Они быстрым ходом направились туда, отворили двери и ступили на узкую винтовую лестницу. Пара секунд, и они оказались на пороге небольшого помещения, где свет исходит от свечей. Томное освещение из теней вырисовывает несколько знакомых ликов, теснящихся между стенами, где яркими красками написаны письмена. Маттоми бросил взгляд налево, где увидел, что на стенку опёрся Каддлер, укутавшись в меховой плащ; рядом с ним место занял выше среднего роста мужчина, защищённый доспехом хранителей Святого ордена старого образца, поверх которого тёплая шкура. Обратив голову направо он увидел «приятеля» – Сигизмунд без привычного латного доспеха, а в чёрной тёплой одежде, а рядом с ним седоволосая девушка. В центре же, из тесноты у алтаря вышла грузная фигура, чей золото-кремовый хитон переливается бликами от немногих свечей. Он ступает осторожного, опираясь на посох из северного кедра и украшенный резьбой. Подойдя ближе и тронувшись седеющей бороды, он заговорил и по нижнему храму разлился грубый бас:

– Что ж, весьма отрадно, что вы сюда пришли… это хорошо, – полноватое лицо обратилось ко всем пришедшим, а голова склонилась в кивке. – Я приветствую вас, дорогие друзья. Приветствует и Церковь ваше желание хотя бы выслушать меня.

– Мэльсхедек, прошу вас, давайте будем говорить о том, ради чего меня выдернули из любимой пивнухи и высокосодержательных разговоров с моим лучшим другом. Слушайте, у меня ведь есть куда более важные дела, чем «в святем месте велия дела обсуждати», – сыронизировал Маттоми.

– Ах ты шельмец, – фыркнул Сигизмунд. – Как ты смеешь так пренебрежительно высказываться?

– Тише, соблюдайте тишину и порядок в этом святом месте, – попридержал обоих Первосвященник.

– Так, к сути, мессир Первосвященник, – попросил Каддлер.