Во имя славы. Книга первая

Поэтому Дражко приглядывал на Олафом. Который, казалось, и позабыл о недавней неволе и о том, кто заковал его в кандалы. Даже пытался соревноваться с Большаком в борьбе, да тот едва не снёс голову пудовым кулаком.

— У нас в селе с тумаками забавятся, — виновато объяснился он.

— Да это ж само то! — воскликнул Удо с таким лицом, будто ему раскрыли тайну вселенского счастья.

— Э, не! — Деян благоразумно отошёл подальше.

Как и Олаф, решивший не рисковать только обретённой жизнью.

Чутьё подсказывало, глаз с него спускать не стоит. Что-то в нём категорически не нравилось, настораживало, хотя дан совершенно не обращал внимания на Дражко. Будто бы специально не замечал.

Может, это и вызывало подозрения?

Дражко посильнее прижался к Инги. Та уже засыпала, положив голову ему на плечо и умиротворённо посапывая. Но идиллию нарушил развесёлый крик Удо:

— А ну, воевода, айда к нам! Нечего отсиживаться, пока дружина радеет!

Над раскалёнными углями от погасшего костра готовились перетягивать канат. За один конец взялись мужи Ратмира, а с второй — молодцы Дражко. Многие из соперников приходились друг другу родственниками.

Тут уж выбора не оставалось, потому что и Ратмир встал у самых углей, зазывая младшего брата шутливыми колкостями.

Под шум зрителей они начали игру. Жар кусал пальцы на ногах, мозолистые руки крепко держали канат, но преимущества долго не было ни у одной из сторон, даже несмотря на наличие Удо и Большака в стане Дражко. У Ратмира имелись свои великаны — собственно, брат Удо, верно в шутку именуемый Малом. Матери у них были разные, но оба пошли в отца, который, скалясь, наблюдал за действом неподалёку.

Всё решил случай. Угли, красные от накала, снова разжёг порыв ветра, отчего прямо под канатом вспыхнуло пламя. И скора обе дружины падали на спины, не выпуская разорванные концы под всеобщий смех.

— Эх, братишка, тебе снова улыбнулась удача! — стряхивая со штанов грязь, воскликнул Ратмир.

— Разве ж это удача — подарить ничью?! — парировал Дражко.

А затем повернулся, выискивая глазами Ингигерд и увидел…

Как Олаф спешно отходит от неё, словно вор, напакостив, убегает прочь.

Ладно бы просто пробегал мимо — и пёс с ним. Но на прекрасном личике блеснули слёзы, и это мгновенно разожгло пламя гнева.

Дражко выскочил наперерез. В суматохе никто не обратил внимания, пока он не сбил Олафа с ног и приставил к горлу клинок.

— Спятил, Дражко?! — Деян подоспел первым, ухватился за руку, держащую нож.

Векша секундой позже оттащил дана, пока Удо тянул воеводу назад.

— Не подходи к ней, выродок! — Дражко скалился по-звериному, словно обезумевший, вырывался. Даже Удо пришлось напрячь все свои силы, чтобы не выпустить его.

— Я просто хотел поговорить, ничего срамного! — растерянно оправдывался Олаф

Но ложь кралась в каждом слове, будто змеиный яд — никаких сомнений! И потому Дражко рыл пятками землю в попытках достать дана.

Вокруг собрались люди. Некоторые, слишком пьяные для разбирательств, приняли всё за начало драки, с воодушевлением кинулись в толпу, но быстро были осажены гриднями Буревоя, который и сам уже оказался рядом:

— Оставь его! — прогремел он. — Хватит на сегодня крови.

Немного остыв, Дражко рыкнул на Удо, чтобы тот отпустил. С опаской, но здоровяк послушался.

— Увижу рядом с ней — убью! — пообещал Дражко.

Затем оглянулся — десятки глаз с укоризной смотрели на него. Заслужив свободу, Олаф стал гостем, разделившим хлеб и мёд с руянами. Убивать гостя, к тому же спасённого богами, — не лучший поступок.

Взяв за руку Ингигерд, Дражко ушёл. Удо, Деян, Векша и другие, немного подумав, отправились за ним.

Олаф стряхнул с себя волнение и продолжил веселиться, будто ничего не произошло. Остальные последовали примеру. Снова запели песни, осушались чарки, добрым словом поминали мёртвых.

Буревой тяжёлым взглядом провожал младшего сына.

— Эта девка сводит его с ума. — Рядом встал Ратмир. — Я видел, как она бросает ведьмовские знаки, отец. Как бы не заворожила…

— Знаки, говоришь? — нахмурился Буревой. — Одних знаком маловато, чтобы быть ведьмой. Но ты за ней пригляди.

Радислава с тревогой слушала их разговор, но встрять не посмела. Лучше потом — наедине с мужем.

«Какая ведьма? — пронеслось в голове. — Всего лишь испуганная бедняжка…»

А вот Мила думала иначе. Не мог её сын позариться на безродную рабыню! Но если уж втемяшил себе в голову, то бодаться бесполезно, пока сам не споткнётся.

Она обернулась на шум — то хохотал Олаф. Для него эта ночь была не тризной, но праздником жизни, поэтому дан полностью отдался веселью.

И тут её осенила мысль…

━─━────༺༻────━─━

На следующий день готовились к отбытию в Ругард, располагавшийся немного южнее. Даже несмотря на поздний подъём, должны добраться к полудню.