Во славу короля!

За всю эту бижутерию схватишь, дернешь – и на шее у противника такие раны будут! Просто замечательные! Что не порвется, то так в кожу врежется…

Или придумать специальную шкатулку для таких медальончиков. Типа кляссера для монет!

А ведь может иметь успех. С кармашками, со стеклышками…

Про гвардейца она опять благополучно забыла.

А Энтони стоял и размышлял, где можно взять варенье из земляники. Кажется, его опять послали куда подальше?

Погоди, голубушка, все равно ты будешь моей! Никуда ты от меня не денешься!

Но что ей подсунуть вместо звезды? На ум приходил разве что бриллиант, но… не за тем он ухаживает, чтобы женщине подарки делать! Это она стараться должна! Такой мужчина…

Вот дрянь!

На следующее утро, хочешь не хочешь, на молитву идти пришлось.

Жутко хотелось спать, Лиля зевала во весь рот, но удрать было никак нельзя. Некрасиво.

Утренняя служба была длиннее, почти полтора часа, видимо, чтобы все проснулись окончательно, опять обнесли народ кружкой для пожертвований, и все потянулись к выходу.

И тут…

Нет, ну не твою ж мать?

Лиля была одета в юбку-брюки, а под ними были чулки.

Красивые, вязаные, с симпатичными подвязками… и одна из подвязок расстегнулась. Лиля физически почувствовала, как та начала сползать по ноге.

И что делать?

Рефлексы сработали быстрее мозга.

Миранда была на руках у мужа, и Джес уже выходил из храма. А Лиля шагнула за ближайшую колонну. И в коридор, который ведет к мощам.

Сейчас народ схлынет, она приспустит штаны, подтянет этот проклятый чулок…

Юбка-брюки, это все же брюки. То есть – штанины, в которые снизу особенно не залезешь. Была б юбка, можно было бы хоть где чулок подтянуть. Юбку задираешь, пять секунд подтянуть, пять секунд – застегнуть.

А в брюках?

Снять штаны, подтянуть чулок, надеть штаны.

И все это время ты будешь беззащитна, как страус. Если только мужа попросить посторожить снаружи… вот ведь идиотка! Задним умом все крепки, не сообразила!

Балда!

Лиля обругала себя, но толку-то? Исправить ничего не удастся, остается только следовать первоначальному плану.

И – нет. Со спущенным чулком она ходить не будет. Здесь вам не там, в двадцать первом веке чулок порвался, выкидываешь и берешь новый. А здесь все вручную, все по старинке, чинить надо… проще не рвать. Хоть и графиня она нынче, а жалко. Кто никогда петли на колготках не поднимал, тот не поймет.

Храм быстро опустел, и Лиля решилась.

Брюки долой, только посмотреть, что пол чистый, а то грязи нацепляешь, чулок поднять, подвязку застегнуть… вот так! Отлично!

Штаны на попу, выглянуть в храм… опа?

Рядом с кружкой для пожертвований стоял один из монахов.

И нагло запускал туда лапу.

Вот ведь паразит! Для него туда деньги кидали, да? Расхититель социалистической собственности!

Лилю возмутила даже не наглая кража, черт бы с ней, а то, что другой рукой воришка творил знак Альдоная и шипел нечто вроде: «Господи, прости меня грешного».

Слышно было плоховато, акустика не совсем та… или как раз – та? Воришка в углу, а она почти в нужном месте, да и нервничает гад, по морде видно. Согреши – и покайся? Ор-ригинальное понимание книги Альдоная!

Ну… погоди!

Что могло прийти в голову студентке-медику? Да только одно. И колонна здесь так удобно стоит, и одежда у нее в цветах Храма, то есть – сливается со стенами.

Боишься ты Альдоная? Бойся!

– Остановись, грешник! Не доброе дело ты затеял! Покайся, пока не поздно!

Главное – вдохновение. И голос понизить до контральто, а уж стены храма подхватили, отразили протяжным рокотом.

Вышло так прочувствованно, что Лиля аж сама себе поаплодировала.

Мужчина взвизгнул, шарахнулся, опрокинул кружку – и помчался к выходу из храма.

– Сила искусства творит чудеса, – прокомментировала Лиля. И перебралась за колонну поближе к выходу. Что-то подсказывало графине, что надо переждать.

Все верно, через пять минут в храм влетело несколько патеров, а вместе с ними и воришка. Попробуй она выйти – столкнулась бы с ними в дверях.

Дальнейшее было вполне ожидаемо.

Воришка блеял, что Мальдоная-де подучила.

Один из патеров (о времена, о нравы) без всякого размышления съездил ему по уху, и приказал отправляться в свинарник. На отработку греха.

Лиля решила, что это правильно. И бочком-бочком выбралась из храма.

Джес и Миранда уже ушли. Но это-то понятно, девочку просто сморило. Муж сейчас ее должен отдать служанкам, а уж потом устремляться на поиски супруги. Это если никто его не задержит.

Вот уж чего Лиля не понимала – так это обычая таскать детей по храмам. Бог должен быть в душе?

Да.

Душа при тебе постоянно?

Да.

Вот и помолись дома. Он – услышит. А уж ребенка тем более и из любого места. Чего мелких мучить? Им же тяжело, тоскливо…

Да и запах…

Лиля помнила одну мамину знакомую, которую в средние века точно повесили бы, как ведьму. За что?

А, она в церковь войти не могла. Синела, начинала задыхаться, потом начинался приступ…

Повезло, что родилась она в советское время, и церкви могла обходить за квартал. Ларчик просто открывался. Никакие не бесы, и не черти, просто в состав ладана входит коричная кислота. А несчастная женщина даже при виде палочек корицы пятнами покрывалась.