Во сне и наяву

Они что-то болтали, когда уходили, а девочка вылезла из-под одеяла, вся, вся синяя, в одних трусах, но холода совсем не чувствовала. Почти без разбега, всего с одного шага, легко и просто допрыгнула до потолка. Дотянулась своими фиолетовыми пальцами до старой побелки. Фикус! Фикус — это круто. Вот только есть хочется очень.

— Мартышка, — Виталий Леонидович стоял в нише торгового центра, там, где улица Восстания упирается в Невский, и говорил в телефон. — Ты мне нужен. Через час жду тебя, как всегда.

Он отключил телефон, не стал слушать, что ему отвечали, пусть ноет, что хочет, Роэ не волновали его дела. Этот ушлёпок должен делать то, что ему говорили. Гена Мартынов долгое время был подручным Виталия Леонидовича. Его шнырём. Мартышка всем был обязан Виталию Леонидовичу. Роэ нашёл его на улице, на Литейном, тогда Мартынов был молод, зелен, пил пиво со взрослыми алканами из трёхлитровой банки, воровал, играл в картишки, в те времена таких называли бродягами. Когда Виталий Леонидович его взял к себе, он был расторопен и старателен. Теперь же всякий раз, когда Роэман ему звонил, он начинал что-то ныть про свои дела, про то, что у него своя жизнь и прочее и прочее. Мартышка стал крутым, ну, он так о себе полагал. Стал забывать, гнида, благодаря кому он из уличного босяка превратился в «человека».

А на Невском зонты, зонты. Как всегда, толчея. Туристы. Курьеры со своими коробами. Непрерывный поток машин. Дождик. Петербург. Он любит это место, эту круглосуточную суету. Здесь всегда много женщин. Молодых женщин. Молодые женщины для него всегда символизировали жизнь. А Роэ очень любил жизнь.

У него было время попить кофе и съесть что-нибудь. Но нужно было сделать ещё один звонок. Он пролистал список почти до самого конца: «Уродина». То, что ему было нужно. Включил вызов. Ему ответили так быстро, как будто ждали его звонка. Вернее, не ответили, просто пропали гудки и появился фон помещения, на том конце его слушали. Но ни одного слова ему не сказали и не скажут.

— Выходи через полтора часа, я приеду, отвезу тебя на место.

В ответ тишина. Так было всегда. Он к этому привык и отключил связь. Роэ знал, что на том конце его услышали и поняли.

Теперь можно было и поесть. На пятом этаже торгового комплекса был фуд-корт. Там было много разной еды, еда была не очень, но ему было всё равно, он мог есть самую дрянную пищу. Здоровье позволяло. Ещё он собирался выпить три двойных эспрессо. В общем, собирался получать удовольствие.

Бургер, большая картошка, соусы, большой кусок пиццы, кока-кола в литровом стакане, пиво, пол-литра, хинкали, сет суши с лососем.

Всё это он съел весьма быстро и запивал теперь крепчайшим кофе. Единственное, что его сейчас раздражало, так это то, что здесь нельзя было курить. Но зато, в отличие от ресторанов с официантками, никто ему в тарелки не заглядывал, и он мог съесть столько, сколько хотел. Там сожрать на глазах у какой-то девицы шесть блюд было нельзя. Эти дуры и так удивлялись и шушукались меж собой, что он такой… не толстый, а всегда заказывает себе обеды или ужины из четырёх блюд с десертом.

Виталий Леонидович спускался вниз, ожидая момента, когда он, выйдя на улицу, прикурит сигарету и сделает первую затяжку.

Но он ещё не вышел из парадной, когда телефон в его кармане зазвонил. «Мартышка».

— Да, — говорит Виталий Леонидович.

— Это я, — слышит он в телефоне, — жду на месте.

— Иду, — говорит Роэман.

И пока он не отключил телефон, он услышал ещё слова:

— Роэ, давай побыстрее, я тут ряд перегородил.

«Роэ, давай побыстрее!». Ублюдок охамевший, совсем потерял уважение. Виталий Леонидович выключил телефон, чтобы ненароком не сказать ему пару ласковых. Мартышка, конечно, многому научился там, в Истоке; он вырос, взял себе хорошую территорию, вот теперь и здесь корчит из себя того, кем не является. Конечно, он поставит его на место, никуда Мартын не денется… А если вдруг вздумает корячиться, то…

Виталий Леонидович вышел на улицу и сразу закурил. Дождь не кончился. Улица Восстания всегда битком забита машинами, а тротуары людьми. Метро рядом, Невский тут же — ничего удивительного. Роэман сразу увидел, на чём приехал Мартынов.

«Это просто тупой, понтованный дебил». Роэман всегда говорил Мартышке, что нужно быть скромным, не бросаться в глаза, избегать всяческой показухи, а этот дебил приехал на новеньком, сверкающем «гелендвагене». Сколько такой стоит? Миллионов десять? Больше? Роэ даже и не знал стоимости такой машины. «Да ещё перегородил одну полосу и так забитой улицы! Да, скромный и не бросающийся в глаза дебил!»

Виталий Леонидович быстро просачивается сквозь спешащих под дождём пешеходов и припаркованные автомобили к мигающему аварийкой «гелендвагену». Открывает дверь, лезет на заднее сидение.

— Слушай, Роэ, — Мартынов поворачивается к нему с водительского сидения, — не кури в машине.

«Господи, это просто воплощение моды и понтов, раньше был босяк с трёхлитровой банкой пива, теперь тот же босяк, только на «гелике» и в тряпках с подписями. Клоун без вкуса, но при деньгах».