Во сне и наяву

Виталий Константинович закрывает дверь, не выбросив сигареты, и прямо перед носом Мартынова стряхивает пепел на пол. И произносит тоном, не допускающим возражений:

— Поехали за Иррой.

Но возражения последовали, Мартышка обнаглел настолько, что начал откровенно буреть, он всё так же сидит, обернувшись к Роэ с водительского кресла и говорит:

— Пока сигарету не выкинешь, мы никуда не поедем.

Он серьёзен, крут, он будет настаивать на своих правилах в своей машине. Да, будет… Вот только Виталий Константинович левой рукой без размаха, но очень сильно, самыми костяшками, бьёт его в нос. Голова у Мартышки отлетела назад. Капли крови по всему молочному салону, даже на потолок попали. Он хватается за нос, кровь ручьями, прямо через пальцы, на одежду, на дорогую обивку, в глазах Мартынова удивление, переходящее в ненависть:

— Да ты охерел, урод?

Кажется, он собирается драться с Роэ, да, Гена заматерел, и там, в Истоке, и тут, набрал силы, но Роэ не боится, во-первых, у него хватит сил выдавить этой дешёвке глаза, ну, во всяком случае, тут, а вторых…. Он смеётся и выпускает Мартынову в лицо струю дыма, и говорит спокойно:

— Ко мне приходила Бледная, сказала найти червя, — Роэ с удовольствием наблюдает, как меняется взгляд Мартынова, — так что давай, отверни от меня своё разбитое рыло, и езжай на Набережную Карповки. Ирра уже ждёт нас.

Мартынов думает, кровь заливает его одежду, он всё ещё смотрит на Роэ с ненавистью, но это уже ненависть бессильная. А Виталий Леонидович его добивает, снова пускает в морду ему струю дыма, снова усмехается и предлагает:

— Ну, давай, гавкни что-нибудь, гавкни. Ну? Нет? Нечего сказать по существу? Тогда отворачивай своё тупое рыло и давай, крути руль.

— Мог бы сразу сказать, что дело важное, а не бить, — наконец произносит Мартышка, он достаёт из кармана платок, — «Ну хоть платком стал пользоваться, а не рукавом», — вытирает лицо и ещё липкими от крови руками берётся за руль.

— А в торец ты получил не за то, что быковал, — вдруг говорит Роэман. Он доволен тем, как всё сложилось.

— А за что? — спрашивает Мартынов.

— Просто уродам, занимающим один ряд движения из двух, ну, потому что им срочно «надо» остановиться, всегда хочется дать в рыло.

Гена Мартынов молчит, смотрит на него через зеркало заднего вида и выезжает на светофор перед Невским проспектом.

Уродина. Уже день перевалил за полдень, долго ехали, из-за дождя пробки по всему городу. Девочка лет одиннадцати, может, двенадцати, стояла у дороги, в какой-то старой кофте, платье, колготках, сандалиях и со старым грязным медведем в руках.

Она вся мокрая от дождя.

— Или сюда, — кричит ей Роэ, открыв дверь машины.

Она, шлёпая мокрой обувью по мокрому асфальту, идёт к нему, влезает на сиденье рядом с ним. Вся мокрая, вся. Так и плюхается на молочную кожу дивана. Кидает своего грязного медведя рядом. Дверь не закрывает. Мартышка опять глядит зло, всё ещё жалеет свою машину. Полудурок. Роэ тянется через девочку, закрывает дверь и говорит:

— На Московский. До парка.

Машина тронулась и быстро влилась в общи поток.

Виталий Леонидович достаёт следующую сигарету, закуривает:

— Ты вся мокрая, ты, что, всё это время ждала нас?

Он не ждёт, что девочка ему ответит. Она вообще плохо говорит. Не то чтобы плохо, но ей приходится модулировать свой голос, чтобы нормальные люди не пугались его. У неё что-то с нёбом, а еще у неё ужасный лоб, нависающий прямо над носом, она ужасно курноса. Одно слово, уродина. Но Ирра не так проста, как может показаться. Это она тут и сейчас так уродлива, по желанию эта тварь может принимать вид очень миловидной девочки. Ей для этого нужно всего пару минут. Лицо её становится таким милым, что даже старая одежда и вечно грязные волосы не портят общего вида. Заметная грудь, попа, стройные ножки, искусственное личико — и она вполне соблазнительная конфетка для мужчин со специфическими запросами. На самом деле это не простой ребёнок, да и вообще не ребёнок. Это охотник, пола которого Роэ и предположить не мог. Скорее всего, оно было бесполым существом, одной тварью из отвратной семейки уродов. А ему Ирра была нужна, потому что у неё был уникальный нюх. Ирра могла почувствовать запах человека, который прошёл по улице, на которой она оказалась, пару дней назад.

— Червь ходит за Черту. Ты легко найдёшь его, — говорит Роэ, всё знают, что запах гари, которую червь приносит из-за Черты, не перебить ничем.

Девочка смотрит на него неодобрительно из-под своего уродливого лба, а потом костяшкой пальцев стучит по боковому стеклу. Сначала Роэман не понимает этого жеста, а потом, взглянув на стекло, видит, как по нему беспрестанно катятся капли дождя.

«Дождь! Ну конечно! Для поиска по запаху нет ничего хуже дождя». Он кивает понимающе и говорит:

— Это не моя прихоть, это повеление Бледной.