Во сне и наяву

Подобные воззрения вкупе с мрачным настроем сделали его замкнутым и мнительным, склонным предвосхищать трагическую развязку там, где с виду все было хорошо и прекрасно. Единственной отдушиной, разбавляющей теплыми тонами внутренний сумрак, еще во время заключения стали яркие ночные сновидения, где Федор ощущал себя полновластным правителем затерянной в прошлом азиатской монархии. По-видимому, немалую роль сыграл тот факт, что с раннего детства его завораживали пропитанные неповторимым восточным колоритом сказки о мудрых султанах, простодушных халифах, жестоких ханах, лукавых падишахах, почерпнутые из красочно иллюстрированных книжек, популярных мультфильмов и кинокартин. Будучи на зоне, Федор приноровился коротать однообразные дни за подробным мысленным воспроизведением и тщательным обдумыванием своих монарших впечатлений и поступков во время сна, рассматривая их под разными углами в полете фантазии. Как-то за ужином, собирая ложкой размазанную по алюминиевой тарелке переваренную кашу, он решил конкретизировать свой титул и имя, вылетавшие из головы сразу же после подъема. Воскресив в памяти коллаж из детских сказок, заключенный Федор Крапивин назвался шахиншахом Ильфаром. К его удивлению, древнеперсидское имя и титул властителя, несколько раз повторенные перед отбоем, прочно прижились в последующем сновидении.

Крутя баранку на воле, новоиспеченный автокурьер по заведенной в колонии традиции то и дело мысленно воссоздавал события прошедшей ночи, сбегая из ненавистной реальности в роскошные залы своего дворцового комплекса, где решал государственные вопросы, проникался искусством и наслаждался обществом четырех жен. Со временем он наткнулся в интернете на диковинное слово «эскапизм», точнее всего характеризующее его каждодневные побеги и обозначавшее уход из постылой действительности в сконструированную силой воображения иллюзию. Вот только Федор специально не создавал свои яркие сновидения, которые, как он считал, являлись манифестацией скрытых желаний, реализовавшихся в его второй сущности. Но как Федя ни старался свести до минимума свое соприкосновение с реальностью, она продолжала отравлять ему жизнь.

По окончании второй рабочей недели ему захотелось посидеть в баре, выпить и расслабиться, нарушив тем самым длившийся более пяти с половиной лет сухой закон. Выбор пал на расположенное напротив дома питейное заведение под вывеской «Мейстер», которое до его ареста вряд ли существовало даже в проекте. Расположившись за пустующим столиком у самого входа, он опрокинул одну за другой две стопки водки и, потягивая из высокого бокала темное пиво, уткнулся в недавно купленный китайский смартфон. Тем временем празднующих долгожданный пятничный вечер в небольшом помещении бара становилось все больше, и вскоре у Федора появился сосед – крупногабаритный тип средних лет с собранными в конский хвост волосами и чуть тронутой сединой короткой бородой.

– Можно здесь приземлиться? – спросил он, усаживаясь напротив.

– Конечно, – буркнул Федя, не отрываясь от смартфона.

Пока амбал заказывал себе большую кружку светлого пива с солеными фисташками, Федор своим обостренным чутьем уловил в его голосе и выражении лица уже позабытое человеческое добродушие. Взыгравший в крови после долгого воздержания алкоголь будто растопил сковавший сердце лед, отчего когда-то свалившегося со студенческой скамьи прямо на нары Крапивина подмывало раскрыть душу, исповедоваться, поплакаться в жилетку. И такая возможность вскоре появилась.

– Наконец-то до пивка дорвался! – радостно сообщил бугай, промокнув губы салфеткой после жадного глотка. – Представляете, целый месяц без любимого напитка! Совсем закружился, то одно, то другое! – покачал головой он.

– Представляю, – внутренне закипая, отозвался Федя. – Первые месяцы самые тяжелые. Если их выдержишь, то и в оставшиеся годы перенесешь все лишения! Никуда не денешься!

Почувствовав горький сарказм в словах сидящего напротив молодого человека, добродушный амбал в предельно тактичных выражениях попытался выяснить причину такого тона. Только и ждавшего подобной реакции захмелевшего Федора тут же прорвало, и он вывалил на голову соседа по столику краткое содержание обрушившихся на него мытарств, мельком упомянув о своих фантастических сновидениях.

– Теперь мне всюду одиноко, хоть и общаться по необходимости приходится с разными людьми. Лишь уверенность в том, что после засыпания я вернусь туда, где чувствую себя на своем подлинном месте, смягчает душу и не дает скатиться в мизантропию, – завершил он, подзывая рукой официанта.