Во сне и наяву

– Братцы, вы совсем спятили…

– Ну, Толян, ты молодец, блин…

– Куда ехать, говоришь, недалеко…

Я не могла разобрать, кому какой голос принадлежит, и тупо вертела головой в разные стороны.

– Да совсем близко, – весело и четко проговорил Толик. – Собирайся, Василек, докажешь мне свою любовь.

Я вдруг поняла, что это он обращается ко мне. Конечно, Василек – это я, мне предлагают спрыгнуть с третьего этажа, чтобы потешить этих уродов.

– Толик, опомнись, – сказала я. – Ты сошел с ума. Хочешь, чтобы я погибла?

– Ничего с тобой не сделается. – Он беспечно махнул рукой и потащил меня за собой в прихожую, на ходу приговаривая, словно увещевая непослушного ребенка: – Это вовсе не страшно. Подумаешь, третий этаж! В крайнем случае, ногу сломаешь, до свадьбы заживет.

Я отчаянно упиралась, уцепившись рукой за дверной косяк.

– Слушаться надо, когда тебе старшие говорят, – сурово и жестко проговорил над моим ухом Толстяк, и в тот же момент железные пальцы оторвали меня от двери и поволокли вслед за Толиком. – Слышь, Толяныч, – гаркнул мой мучитель, – мне самому любопытно. Прыгнет – мои три штуки, по одной с каждого этажа. Сдрейфит – платишь ты, но уже пять.

– Идет, – коротко бросил Толик, застегивая куртку. – Одевайся, – велел он мне, – на улице холодрыга.

Мне вдруг стало отчаянно смешно. Он заботится обо мне, переживает, как бы я не замерзла, а через десять минут заставит рисковать жизнью. Губы мои задергались, точно к ним привязали невидимые ниточки и тащили за них, изо рта вырвался странный, клокочущий звук.

– Глянь, – испуганно пробормотал стоящий рядом Гога, – она еще и ржет. Во безбашенная!

– Может, ей сто грамм дать, для храбрости? – жалостливо предложил Муромец.

– Можно, – согласился Толстяк. Откуда-то возникла полная до краев стопка, мне силой разжали рот и влили в горло горькую, обжигающую жидкость.

– Ну вот, теперь и вовсе не страшно, – улыбнулся Толик.

Муромец накинул мне на плечи пальто, Гога и Толстяк взяли меня под руки и вывели на лестничную площадку.

Я больше не сопротивлялась, послушно переставляла ноги, в голове клубился туман, тело стало безвольным, будто тряпичным.

Мною овладело равнодушие. Я с трудом залезла в салон машины, к которой меня подвели, втиснувшись между Толиком и Муромцем, Толстяк сел за руль, а Гога рядом с ним.

– Будешь подсказывать, куда ехать, – приказал Толику Толстяк.

– Пока прямо, потом направо, – проговорил тот и погладил меня по плечу. Я резким движением сбросила его руку.

– Не злись, Василек, – шепнул мне Толик на ухо, – подумай, какие бабки: три штуки всего за пять минут. Я бы на твоем месте сто раз спрыгнул и купил себе домик на Канарах.

– Покойникам не нужны виллы на островах, – громко сказала я.

Толстяк спереди обернулся.

– Ты смотри, как она заговорила! – Он уважительно причмокнул губами и, крутанув руль, вывернул на шоссе. – Куда теперь?

– Снова прямо. Уже близко, вот за тем домом поворот налево.

Мы проехали метров двести, свернули в темный переулок и остановились у щербатого деревянного забора. В глубине огороженной территории угадывались очертания строительного крана. Больше ничего различить было невозможно: вокруг не работал ни один фонарь.

– Ну и темнота здесь, как у негра в заднице, – выругался Гога, едва не споткнувшись о какую-то железяку, валяющуюся под ногами.

– Тут вход-то есть? – скептически поинтересовался Толстяк. – Или нам через забор придется лезть?

– Есть дыра в заборе, чуть левее, – сказал Толик и, ухватив меня за локоть, повлек за собой. Остальные, сопя и чертыхаясь, двигались следом.

Скоро в заборе показалось зияющее отверстие.

– Лезь, – велел Толик и нагнул мою голову.

Я переступила через какие-то доски и оказалась почти по щиколотку в жидкой глине.

– Осторожней, – предупредил Толик наших спутников, – здесь грязно.

– Где дом? – спросил Толстяк, с трудом пропихнув тучное тело через небольшое отверстие.

– Вон. – Толик указал в сторону темнеющего неровным силуэтом здания. Крыши у здания не было, голые бетонные плиты торчали квадратными зубцами, такие же гигантские зубцы, подобно плавникам, опоясывали дом с одного из боков. Я догадалась, что это бывшие балконы.

– Там вокруг песок, – произнес Толик негромко, так, чтобы его услышала только я. – Много песка. Упадешь, как на батут. Ничего не будет.

Мне захотелось с силой треснуть его по лицу, так, чтобы остался здоровенный синяк и не проходил недели две.

Мы подошли к дому, по покрытым бетонным крошевом ступеням поднялись на последний этаж. Было чудно и дико стоять на полу и не видеть над собой потолка – только небо, сине-черное, беззвездное, с жалким молочно-бежевым серпиком луны.

– Вон там балкон. – Толик кивнул на чернеющий в стене проем. – Выходи и прыгай. В случае чего, если вдруг не сумеешь подняться, жди – мы спустимся и поможем тебе. Ясно?

– Ясно.

Я поочередно оглядела всех четверых. Лица их в темноте были почти неразличимы, однако я заметила усмешку на губах Толстяка.

Чиркнула зажигалка, крошечной, огненной точкой замаячила сигарета, за ней другая.

Я повернулась и двинулась к зияющей, черной пустоте. Шаг, еще шаг.