Во сне и наяву

В отдалении послышался шум шагов и неясные голоса. Шаги приближались, надо мной склонилась гигантская черная тень, закрыв собой звезды.

– Кажись, дышит, – произнес голос, показавшийся мне смутно знакомым. Однако я так и не смогла вспомнить, кому он принадлежит.

– Ну, блин, мужики, доигрались! – хрипло и басисто проговорил другой голос, владельца которого я так же не смогла определить.

– «Скорую» надо, – неуверенно заметил третий.

– Ну да, скажешь тоже, «Скорую»! – недовольно осадил первый голос. – Где «Скорая», там и менты. Копать начнут, что да как. Мне светиться лишний раз без надобности, у нас контора солидная.

– Что же делать? – поинтересовался хриплый.

– Мотать отсюда подобру-поздорову.

– Так она ж помрет!

– Даст бог, не помрет. Полежит до утра, а там строители придут. Слышь, Толяныч, поедем от греха подальше. Ты как, не против?

– Да нет. Я как все. – Я узнала голос Толика. Он звучал спокойно, только очень тихо, словно тот говорил через плотную ткань или кусок картона.

– Айда, мужики, – приказал первый.

Раздался топот ног, постепенно стихающий, затем где-то вдалеке тонко пискнула сигнализация и мягко зарокотал двигатель. Потом все смолкло.

Внезапно я отчетливо поняла, что умираю. Звезд на самом деле нет, они мне лишь чудятся, да и не звезды это вовсе, а глаза неведомого бессмертного существа, которого мы привыкли называть Богом. Они смотрят на меня, оценивая всю мою недолгую жизнь, стараясь прикинуть, куда лучше меня определить – в ад, или в рай.

«Скорее всего, в ад», – смиренно решила я, вспомнив о всех своих многочисленных «подвигах» во благо Толика. Я не испытывала страха, но почему-то меня взволновала лишь одна мысль – в аду скверно пахнет. Будет трудно и неприятно переносить запах нечистот.

Стоило мне только подумать об этом, как мой нос сразу же уловил омерзительное и стойкое «благоухание». Этот был запах застарелой, полуразложившейся мочевины, и он креп с каждой секундой, окутывая пространство вокруг тошнотворными клубами.

«Неужели так быстро?» – мелькнуло в голове.

Вонь меж тем стала совсем невыносимой, я буквально задыхалась от нее, окончательно уверившись в том, что это и есть адское наказание за мои грехи.

– …Что еще за… – Резкий, каркающий голос громко произнес над самым моим ухом длинное матерное ругательство. Адский запах при этом шибанул мне в самый нос. – Ты кто, труп аль нет? – Надо мной возник темный силуэт, имеющий смутные очертания человеческой фигуры. Невозможно было, однако, определить, мужчина это или женщина.

На существе болталось длинное, до полу, пальто, голову обматывала какая-то не то тряпка, не то шаль, черты лица сливались в серо-сизое месиво.

– Чичас глянем, – раздумчиво произнесла фигура и, ловко нагнувшись, схватила меня за руку повыше запястья.

Я не знала, что и думать. Кто это – черт, состоящий на адской службе, в чьи обязанности вменяется наказывать меня по полной программе? Если черт, то где его рога и почему он так запросто кроет матом?

Неизвестное и вонючее существо между тем выпустило мою руку и удовлетворенно наклонило голову:

– Не труп. Живая. Эй, девка, говорить можешь?

Тут наконец до меня дошло, что я еще жива, лежу на песке под балконами, а рядом на корточках сидит не кто иной, как бомж. Или бомжиха, судя по кокетливо навороченному головному убору.

Я попробовала шевельнуть губами, но услышала лишь слабый и жалкий стон.

– Стонешь, стало быть, – философски заметил бомж среднего рода, – и глаза открыты. Значить, оклемаешься. Чичас машину тебе вызову.

Фигура распрямилась и, шаркая, зашагала прочь. Вместе с ней постепенно удалялся отвратительный запах.

Через минуту стало возможно дышать полной грудью. Я глянула вверх, в надежде снова увидеть звезды, но небо опять стало беспросветным и темным. Тогда я закрыла глаза.

…Я не знала, сколько пролежала так, неподвижно, раскинув руки на песке, ничего не видя вокруг: может быть, час, а может, минут десять. Очнулась я от того, что кто-то легонько шлепал меня по щекам.

– Девушка. Девушка! Вы меня слышите?

Я с трудом подняла отяжелевшие веки. Надо мной нависло женское лицо в темной меховой шапочке.

– Что с вами произошло? Можете ответить? Я – врач.

Я попыталась открыть рот, но челюсти точно окаменели.

– У нее шок, – проговорила врачиха, обращаясь к невидимому собеседнику. – Множественные переломы, наверняка сильное сотрясение. Тут явный криминал – видимо, кто-то завел ее на развалины и столкнул вниз. Вызови милицию.

– Сейчас позвоню, – ответил молодой мужской голос.

– Прежде свяжись с реанимацией, – велела женщина.

Мысли в моей голове шевелились с трудом и вялостью, точно застрявшие в сиропе мухи.

Значит, я все-таки жива! Толик ушел, бросил меня одну, с переломанными конечностями, а врачей вызвал вонючий бомж. И упала я благодаря Толику: он в последнюю секунду отскочил в сторону. Он вовсе не собирался прыгать, а специально ломал комедию, думал таким образом заставить меня подчиниться, беспокоился за свои пять тысяч.

Сейчас приедет милиция и станет спрашивать, как я очутилась на стройке. Я могу сказать им всю правду, и тогда Толику и его компании конец. Крышка…