Во сне и наяву

Лизавета решилась зайти. Зачем-то долго мучалась с перекошенной калиткой, тогда как рядом была дыра в заборе – машина проедет. Но так казалось правильным. Нахлынули детские воспоминания. Вот тут камень большой, он летом теплый, вместо скамейки сидеть можно. Вот шаг, и колодец справа должен быть. И вправду. Сруб за сухой прошлогодней крапивой еле виден, но стоит еще, и крышка на нем. Подошла к крыльцу, стараясь не смотреть на поверженного березового исполина. Жалко до слез. Иннокентия только нигде не видно.

– Кеша, – позвала Лиза. – Кешенька! Я приехала!

Тишина, только собаки где-то брешут вдали. Крыльцо покосилось, ступеньки. Над притолокой должна быть выемка от сучка – там всегда баба Мила ключ прятала, если уходила далеко. Так дверь практически никогда не закрывалась. Деревня.

Ключ нашелся. Позеленевший с засаленным шнурком. Видимо, бабушка его вообще редко доставала. Лизавета толкнула дверь. Открыто. Не нужен ключ. Некому дверь было запирать. Внутри пахло сыростью. Сени холодные с бочкой из-под воды. Веники каких-то трав по стенам, мусор под лавкой. Старые валенки. Все, как было почти 30 лет назад. Дверь из сеней заело. Лизавета дергала ее туда-сюда, пока не догадалась за дверную скобу приподнять угол. Тяжелая, толстая дверь заскрипела протяжно, но открылась.

– Есть кто?

Зачем спрашивать. Понятно, что никого уже тут нет. Зашла в пыльный полумрак. По центру белым пятном большая печь. Стол, лавки. Как будто в музей попала. Полы скрипят под ногами.

– Я тут ненадолго, – продолжала непонятно кого увещевать Лиза. – Вот гостинцев привезла из города. Примите, не побрезгуйте.

На стол легла половина сдобной булки и открытая бутылка молока.

– У меня просто больше нет ничего. Я поделиться хотела.

Ее голос уже срывался на писк.

«Что ты делаешь, глупая ты баба. С кем разговариваешь? То с подъездным домовым, то тут устроила спектакль одного актера», – мысли скачут как блохи. Язык продолжает нести околесицу:

– Я, наверное, у вас поживу летом. Баба Мила мне дом оставила, и вот я тут. Мне бы Иннокентия найти. Мы дружили давно, вот.

Все, спеклась девка. Пора бежать, пока отвечать из-под печки не начали. Боком, боком выбралась из дома. Налегла на дверь, прикрыла. На перилах крыльца высыпала пакет орешков – очень их Кеша уважал. Может прилетит на старое место. Поймет, что Лиза его искала.

Разочарование, что ворона тут нет, было просто оглушающим. Рвалась, бежала, ехала как на свидание. Думала, что приедет, а он ее на березе, как в детстве ждет. А тут ни дерева, ни птицы. Пора вызывать такси и возвращаться. Здесь никто ее не ждал, к сожалению.

Домой Лиза ехала в подавленных чувствах. Вроде и приключение случилось, и сказка из детства настоящей оказалась, а главного чуда так и не произошло. Друг Иннокентий поманил вороньим крылом и пропал без следа.

У ее подъезда проходил какой-то стихийный митинг с полицией, жителями и товарищами из ЖЭКа. Лиза вышла из такси и попыталась проскользнуть мимо галдящего народа, как вдруг иерихонской трубой, перекрывая шум толпы, возвысился Ленкин голос:

– А я вам сказала, что она из дома не выходит совсем! Ломайте эту гребаную дверь! Нет у меня документов! Я ее ща сама сломаю! Там человек, может, погиб совсем! Нет у нее никаких родственников других! – вещала, как с броневика, подруга, тыкая телефоном в опешившего от такого напора участкового.

– Мамочки дорогие, это она из-за меня тут революцию устроила.

Паническая мысль сбежать в квартиру потихоньку и оставить этот базар на улице промелькнула и пропала.

– Пустите меня, пожалуйста. Это я потерялась, а вот тут нашлась. Лен! Да прекрати ты орать на весь город! – Лиза пробиралась сквозь толпу к громогласной богине гнева. Пора было спасать органы власти от этого «орудия массового поражения».

Ленка вошла в раж. Мужчина в погонах пятился от разъярённой фурии, прикрывался планшетом и вид имел бледный и растерянный. Елизавета закрыла собой сдающего позиции стража порядка и взяла подругу за руку.

– Лен, я тут. Все нормально. Просто за хлебом вышла.

Ничего умнее не придумалось. Подруга стояла, открыв рот, а вокруг разливалась нездоровая тишина.

– Эта женщина – та самая потерпевшая, ради которой дверь надо было вскрывать? – ломающимся баском спросил полиционер. Был он молод, слегка лопоух и встрепан после перепалки с Еленой Громовержицей.

– Простите нас, пожалуйста. Это просто недоразумение. Я ее не предупредила, а она переволновалась, а я за хлебом и немножко задержалась, – пятясь к двери раком, бормотала Лиза, пихая зависшую Ленку в подъезд. – Я в следующий раз обязательно буду всех предупреждать, и больше такого не повторится. Мы так больше не будем. – Пискнула Лиза и захлопнула дверь перед носом оторопевшего участкового.

– Лизавета! – угрожающе зашипела Елена Ужасная. – Ты что творишь, бесово дитя ослицы и водопроводного крана! Мамке твоей, дышло куда вышло, будешь рассказывать про магазин! Ты где была? Я тебе чуть дверь не сломала! Телефон выкинь, если заряжать не научилась!

Голос у Ленки вновь набирал обороты и звенел уже на весь подъезд.