Во тьме

Ручка-фонарик пронзила мрак своим лучом, напоминавшим белый штрих мелом на черной доске.

Висевшая в воздухе пыль, оказавшаяся на пути этого луча, заблестела. Напротив Бролена высилась гора деревянных, полусгнивших от сырости ящиков. Он сделал несколько шагов вперед между мокрыми картонными коробками и всевозможным мусором. Потолок над ним заскрипел.

Застыв на месте, Бролен положил руку на «глок».

Скрип повторился — на сей раз чуть тише.

Он поднял голову и заметил, что часть крыши сделана из толстого пластика, который должен в дневное время пропускать внутрь солнечный свет.

Глупец, это крыша трещит под тяжестью снега.

Он возобновил поиски; Бролену чудилось, будто он оказался в трюме старого галеона: те же треск, скрипы и сырость. Обыскав два больших помещения, он углубился в тесный коридор, уходивший из длинного и низкого склада внутрь основного здания. В углу коридора были свалены в кучу несколько банок с краской. Дальше тянулись метры изолированных электропроводов, кое-где торчавших наружу из-под слоя сухой штукатурки. Луч фонарика был слишком слаб, чтобы пробиться через темное пространство, показавшееся Бролену огромным.

Действуй тщательно, вспомни доктора Фольстом из Портленда, она всегда говорила, что «надо быть техничным». Отбрось эмоции, забудь про уныние.

Тут Бролену на память пришло улыбающееся лицо Рейчел Фаулет. Он знал девушку только по чужим отзывам и фотографиям, но ради ее семьи надеялся, что она все еще жива — где-то, неизвестно где.

Ради нее, ради остальных. Сконцентрируйся. Как ты думаешь, где устроился Боб? Нет, не так: где он устроил храм в честь Калибана?

Он быстро прокрутил в голове всю информацию, касающуюся Боба и Калибана. Последний оставался «темной лошадкой», странным, почти сакральным существом, молитва на латыни ясно на это указывала. Возможно, как и большинство других преступников подобного рода, Боб был эгоцентриком, своеобразным гуру, замкнувшим все дела секты на себе.

Что еще?

Возраст неизвестен. Как минимум, тридцать лет, поскольку он манипулирует людьми — такими, как Шапиро и Спенсер. Лишен каких-либо предубеждений по поводу расовой и половой принадлежности его жертв, следовательно, убивает не ради сексуального наслаждения или не только ради него, это не главное. Он верит в то, что творит, у него мания величия. Он изобрел Калибана и всю эту тарабарщину. Он хотел сделать что-то грандиозное, поэтому создал здесь храм в его честь, для этого ему были нужны большой зал, самая торжественная обстановка. Он осторожен, ни одного следа, его никто никогда не видел, он выдумывает изощреннейшие способы похищения своих жертв, он умен. Само собой, параноик. В своем убежище он наверняка прячется в огромной комнате. Вытянутой вверх. Красное кирпичное здание уходило ввысь более чем на пятнадцать метров, находящимся здесь это давало ощущение превосходства над всеми остальными.

Бролен поискал лестницу. В этот момент он ощутил, как его сознание погружается в пучины Зла, нацеленного на Преступление; все, что он видел за свою жизнь, сейчас разом промелькнуло у него перед глазами. Тысячи фотографий изуродованных трупов, крупным планом — вскрытые тела с соответствующими заключениями экспертов, измученные страданиями, пронизавшими каждую их клеточку. Горы разверстого мяса на местах преступлений и в морге. Вдруг ожили прослушанные им пленки, на которых голоса убийц медленно рассказывали о том, как они убивают женщину или ребенка. Видеозаписи, снятые этими чудовищами, показывавшие жертв, понимавших, что им предстоит испытать невыносимые страдания и умереть, и все-таки продолжавших надеяться до тех пор, пока вид собственной крови не ослеплял их… Все это и многое другое.

Он преодолел коридор и услышал лязг цепи. Затем — леденящий душу женский вопль. Вдруг из темноты, вырванный белой вспышкой, возник красный силуэт: Бролен почти воочию увидел разорванный рот и помаду, сползшую от ударов по лицу куда-то на подбородок. Вопль был таким сильным, что, казалось, в нем не осталось ничего человеческого. Лишь на пороге смерти, в Царстве страдания можно так кричать. Губы начали растягиваться. Под нежной розовой кожей светились пурпурные прожилки. Вопль продолжался, ему не было конца, и вдруг с сухим звуком губы лопнули. Красные борозды пробежали по щекам, добрались до ушей, рот превратился в пасть демона, жаждущего запретных плодов. Тут и там выступили кровавые жемчужины. На нижнюю челюсть потекла маслянистая жидкость, и сходство с адским клоуном стало еще большим.

Белая вспышка, вызвавшая в памяти образ… Бролен стал задыхаться.