Во тьме безлунной ночи

В эпоху Басё простым людям жилось очень трудно и в городе, и в деревне. Поэт был свидетелем многих бедствий. Он видел детей, покинутых на верную гибель обнищавшими родителями. В самом начале дневника «Кости, белеющие в поле» есть такая запись:

«Возле реки Фудзи я услышал, как жалобно плачет покинутый ребенок лет трех от роду. Унесло его быстрым течением, и не было у него сил вынести натиск волн нашего скорбного мира. Брошенный, он горюет о своих близких, пока еще теплится в нем жизнь, летучая, как росинка. О маленький кустик хаги, нынче ли ночью ты облетишь или завтра увянешь? Проходя мимо, я бросил ребенку немного еды из своего рукава.

Грустите вы, слушая крик обезьян,
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?»

Сын своего времени, Басё, однако, говорит дальше, что в гибели ребенка не повинен никто, так предрешило веление неба. «Человек во власти грозной судьбы» – такая концепция человеческой жизни неизбежно порождала чувство незащищенности, одиночества, печали. Современный прогрессивный писатель и литературовед Такакура Тэру отмечает:

«По моему мнению, новая литература Японии начинается с Басё. Именно он острее всех, с наибольшей болью выразил страдания японского народа, которые выпали ему на долю в эпоху перехода от Средних веков к Новому времени»[4].

Печаль, звучащая во многих стихах Басё, имела не только философские и религиозные корни и не была только отзвуком его личной судьбы. Поэзия Басё выразила трагизм переходной эпохи, одной из самых значительных в истории Японии, и поэтому была близка и понятна его современникам.

Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя «печальником», но был и великим жизнелюбцем. Радость внезапной встречи с прекрасным, веселые игры с детьми, яркие зарисовки быта и нравов – с какой душевной щедростью поэт расточает все новые и новые краски для изображения мира! В конце своей жизни Басё пришел к той мудрой и просветленной красоте, которая доступна только большому мастеру.

Поэтическое наследие, оставленное Мацуо Басё, включает в себя хайку и «сцепленные строфы». В числе его прозаических сочинений – дневники, предисловия к книгам и отдельным стихам, письма. Они содержат в себе немало мыслей Басё об искусстве. Кроме того, ученики записали его беседы с ними. В этих беседах Басё выступает как своеобразный и глубокий мыслитель.

Он основал школу, совершившую переворот в японской поэзии. Среди его учеников были такие высокоодаренные поэты, как Кикаку, Рансэцу, Дзёсо, Кёрай, Сампу, Сико.

Нет японца, который не знал бы на память хотя бы несколько стихотворений Басё. Появляются новые издания его стихов, новые книги о его творчестве. Великий поэт с годами не уходит от своих потомков, а приближается к ним.

По-прежнему любима, популярна и продолжает развиваться лирическая поэзия хайку (или хокку), фактическим создателем которой был Басё.

Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.

В. Маркова

Басё

* * *

Луна – путеводный знак —

Просит: «Сюда пожалуйте!»

Дорожный приют в горах.

* * *

Наскучив долгим дождем,

Ночью сосны прогнали его…

Ветви в первом снегу.

* * *

Ирис на берегу.

А вот другой – до чего похож! —

Отраженье в воде.

* * *

Отцу, потерявшему сына[5]

Поник головой, —

Словно весь мир опрокинут, —

Под снегом бамбук.

* * *

Сыплются льдинки.

Снега белая занавесь

В мелких узорах.

* * *

Вечерним вьюнком

Я в плен захвачен… Недвижно

Стою в забытьи.

* * *

В ответ на просьбу сочинить стихи

Вишни в весеннем расцвете.

Но я – о горе! – бессилен открыть

Мешок, где спрятаны песни.

* * *

Люди вокруг веселятся —

И только… Со склонов горы Хацусэ́[6]

Глядят невоспетые вишни.

* * *

Бутоны вишневых цветов,

Скорей улыбнитесь все сразу

Прихотям ветерка!

* * *

Ива свесила нити…

Никак не уйду домой —

Ноги запутались.

* * *

Перед вишней в цвету

Померкла в облачной дымке

Пристыженная луна.

* * *

Покидая родину

Облачная гряда

Легла меж друзьями… Простились

Перелетные гуси навек.

* * *

Роща на склоне горы.

Как будто гора перехвачена

Поясом для меча.

* * *

В горах Саё-но Накаяма[7]

«Вершины жизни моей!»

Под сенью дорожной шляпы

Недолгого отдыха час.

* * *

О ветер со склона Фудзи!

Принес бы на веере в город тебя,[8]

Как драгоценный подарок.

* * *

Прошел я сотню ри,[9]

За дальней далью облаков

Присяду отдохнуть.

* * *

Снова на родине

Глаз не отвести…

Не часто видел я в Эдо́

Луну над гребнем гор.

* * *

Новогоднее утро[10]

Всюду ветки сосен у ворот.

Словно сон одной короткой ночи —

Промелькнули тридцать лет.

* * *

«Осень уже пришла!» —

Шепнул мне на ухо ветер,

Подкравшись к постели моей.

* * *

Майских дождей пора.

Будто море светится огоньками —

Фонари ночных сторожей.

* * *

Иней его укрыл,

Стелет постель ему ветер…

Брошенное дитя.

* * *

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний вечер.

* * *

Сегодня «травой забвенья»

Хочу я приправить мой рис,