Во тьме безмолвной под холмом

Возвращение к машине заняло у Элли намного меньше времени; в покорении подобных дорожек у нее опять-таки было побольше опыта, чем у подруги. Она поставила машину на участке, с которого открывался вид на лес, перегнулась через отбойник, пока не разглядела уступ, и сделала серию широкоугольных снимков на телефон, со вспышкой и без, прежде чем приблизить изображение.

Том Грэм заморачиваться не стал бы: подумаешь, несчастный случай. Но Элли служила не за страх, а за совесть. Все равно ничего не осталось в жизни, кроме работы. А кроме того, она не утратила профессиональной хватки, побуждавшей ее глядеть в оба.

Она увеличила изображение на различных участках уступа, снова фотографируя со вспышкой и без, переходя от одного края к другому. Харпер должен был сидеть на краю справа от нее – его правая нога была вытянута для равновесия, следовательно, он бы в ту сторону и свалился.

Она приблизила изображение, и если б не увеличила, то кое-что пропустила бы. Участок скалы, свободный от снега, был испачкан чем-то похожим на сажу и покрыт лишайником, на котором темнели пятна засохшей крови. Чтобы запечатлеть их, Элли пришлось перелезть через отбойник и наклониться, что было довольно рискованно, но обошлось.

Тут-то она и обнаружила, что пятно сажи – никакое не пятно, а какой-то символ: прямая вертикальная линия с тремя горизонтальными черточками слева, должно быть нарисованная углем. Что бы он ни значил, Элли не распознала его.

Она навела резкость на символ и сделала еще несколько снимков.

– Ты там еще не закончила, Дэвид Бэйли пальцем деланный[2]? – рявкнула Милли с тропинки.

Элли снова перелезла через отбойник.

– Я все. А ты?

– Уже пять минут стою и гляжу на тебя, как щенок на пудинг.

Элли спустилась на тропинку и рысцой подбежала к Милли.

– Есть чего? – спросила она, пока они вдвоем пробирались назад через заросли.

– И да, и нет.

– Что там?

– Есть несколько царапин и порезов – тот, что на лбу, слегка кровоточил.

– Драка?

– Или заработал при падении. В такую погоду это несложно, особенно если не один раз грохнешься.

– Как оно и было, это же Тони.

– Не дурак прибухнуть?

– Только по выходным, но вчера-то был вечер пятницы. Так что, насколько я его знаю, он квасил до закрытия… – Элли остановилась и нахмурилась, вглядываясь сквозь деревья.

– В чем дело?

– Чуть попозже объясню. Так что, говоришь, «и да, и нет»?

– Травмы незначительные. Но взгляни на это. – Посветив фонариком, Милли смахнула снег с лица покойника – смуглого, хоть и тронутого мертвенной бледностью, и красивого какой-то угловатой, ершистой, нестандартной красотой. Иссиня-черная щетина, длинные черные волосы, в ухе поблескивает золотое колечко. Тони Харпер собственной персоной.

Милли очистила его правую руку, наполовину занесенную снегом. Пальцы сжимали раскрытый складной нож с самодельной рукояткой из старой ружейной гильзы.

– Давай уложим его на одеяло и пойдем отсюда, – сказала наконец Элли.

У них ушло почти двадцать минут, чтобы перетащить труп в «Лендровер», перевалить через отбойник и погрузить на одеяло в багажнике. Элли накрыла Тони вторым одеялом и захлопнула заднюю дверцу. Когда Милли забралась на пассажирское сиденье, у нее стучали зубы. Элли включила обогреватель и подала ей термос.

– Плесни-ка себе.

– Спасибо.

Элли подождала, пока Милли наполнит свою чашку и закрутит термос, и направила машину обратно в деревню.

– В чем дело? – спросила Милли.

– Ни в чем.

– Эль, да ладно. Мне же все понятно.

– Стихами заговорила?

– Я поэт, зовусь я Милли. Ну так в чем дело?

– Начнем с того, что Тони Харпер единственный в этой семейке… БЫЛ в этой семейке более-менее похож на человека. Пока не примет на грудь и не начнет буянить. Но я никогда не видела, чтобы он хватался за нож. Я к тому, что иначе он бы давно кого-нибудь прирезал, сел в тюрьму, и одним Харпером на нашу голову стало бы меньше.

– Ну, сейчас так оно и есть.

– Ха. – Они миновали склон над рощей. – Нет, когда доходило до мордобоя, он ограничивался кулаками. Ну, с ноги мог зарядить.

– Но не вчера ночью.

– Ты в курсе, что он их делал сам?

– Что?

– Ножики. Толкал всей деревне, на пиво зарабатывал. У меня дома лежит парочка. – Элли фыркнула. – Уж конечно, ты догадаешься, кому пришлось с ним разбираться, когда он прогулял денежки и устроил махыч. Подкинула себе работенку, называется. К тому же в Барсолле два паба, и Тони в оба вход заказан: единственное место, где ему еще наливают, – «Колокол» на Северной дороге. Там он нажирается в хлам и чешет домой. Но путь к ферме на другой стороне долины, и…

– И в итоге он до смерти замерзает на полпути наверх, к дороге, – закончила Милли. – За ним кто-то гнался?

– Да. И он не отбивался. Он пытался убежать и спрятаться… – Элли подумала о склоне. – Сумей он проделать остаток пути, добрался бы до Барсолла. Значит, нападавший был не один. Его окружили, и он достал нож, чтобы не подпустить их.

– Не подпустить кого?

– Тут-то и зарыта собака, не так ли?