Во тьме безмолвной под холмом

– Всенепременно. А что случилось-то? Он вляпался?

Элли покачала головой:

– Пара туристов обнаружила его сегодня возле горной дороги. Похоже, он замерз насмерть.

– О господи. Совсем молодой еще.

– Да.

Йода ни словом не обмолвился о матери Тони – в конце концов, он, как и Элли, имел удовольствие общаться с Лиз Харпер. Если у него и возникли вопросы о том, как Тони оказался на горной дороге посреди ночи, он держал их при себе.

Своих забот хватало.

Выйдя на улицу, Элли припустила к «Лендроверу». Снег повалил сильнее, а небо еще больше потемнело. Она не знала, связано это с приближением ночи или с грядущей бурей, но время в любом случае поджимало, так что, как бы ей ни было тошно, придется ехать на ферму Харперов.

У нее возникло искушение вернуться обратно в Барсолл, а допрос семейки отложить до завтра. Но это будет несправедливо: Харперы имеют право узнать. Кроме того, если они хоть что-то знают о случившемся, Элли должна быть в курсе – а завтра из-за метели вряд ли получится сюда добраться. Поэтому она проехала по грунтовой дороге, которая вела на Тирсов дол, открыла ворота с накарябанными от руки надписями («ЧАСТНАЯ ТЕРРИТОРИЯ» и «ВАЛИТЕ К ЧЕРТЯМ»), провела «Лендровер» и захлопнула их за ним.

Трасса была каменистая, вся в колдобинах, и Элли, трясясь в машине, возблагодарила привод «Лендровера». Пробираясь сквозь мрак и вьюгу, она включила фары на полную мощность. Ей бы следовало немедленно повернуть назад: к тому времени, как она здесь со всем закончит, возвращаться в Барсолл будет форменным самоубийством.

– Ну нафиг, – пробормотала Элли.

Наконец она поравнялась с еще одними воротами. Элли отодвинула засов и распахнула их, преодолевая вес ячеистого шлакоблока, прикованного к ним цепью, чтобы удерживать их закрытыми.

Она проехала мимо мешанины из грязи и сорняков, вероятно служившей огородом, кучи ржавеющей техники, которую Харперы никак не могли утилизировать, старых протекших мешков с цементом и покосившегося сарая, пока не выехала на асфальтированный двор перед кирпично-каменной громадой Курганного подворья.

Более десяти лет назад дом покрыли белой штукатуркой; большие куски отслоились, а остальное выцвело от грязи и плесени. Крыша лишилась примерно четверти черепицы и просела посередке, а в двух окнах были дыры, заклеенные пленкой. Здание выглядело грязным, обвисшим и каким-то угрожающим, точно огромная серая жаба, с холодной терпеливой жадностью поджидающая добычу.

Господи, она в самом деле слишком выкладывается. Сидела бы сейчас дома, забравшись с ногами в кресло, да кофеек с ромом потягивала. Или с виски. В бутылке, которую Милли и Ноэль подарили ей на день рождения, еще оставалось несколько дюймов «Лагавулина». Вообще-то Элли считала, что сдабривать кофе добрым односолодовым – жуткое расточительство, но сейчас это казалось декадентским удовольствием, которому стоит предаваться у камина, заперев наглухо двери.

Ну, сейчас ты здесь.

Она по-прежнему может развернуться и уехать.

Но тут в окне дрогнула занавеска. Они ее увидели.

Даже если сейчас уехать, все равно придется возвращаться.

Кто-то должен сообщить им.

Элли дважды перепроверила снаряжение на поясе. Никогда не завидовала обычаю американской полиции обвешиваться оружием, но в доме полно огнестрела, а Харперы непредсказуемы. Она сняла ушанку и положила на сиденье: меховые уши могут ограничить ей боковое зрение, а рисковать не стоит.

Мрачная серая громада Курганного подворья сгорбилась перед ней, словно изготовившись к прыжку. Элли вышла и заперла машину. С темного неба валил снег.

4

Толстая деревянная дверь была на вид еще прочной, но под многолетней коркой красной краски порядком прогнила и крошилась снизу. Элли стукнула позеленевшим дверным молотком, и свирепый дворовый пес забрехал как бешеный, потом захлебнулся хрипом, придушенный цепью, которую Дом Харпер отстегнет по первому слову Лиз. Заверещал младенец – завопил дурниной, – и сипатый женский голос проревел:

– Заткни своего пиздюка, а то, бля, клянусь, бля!..

Поднялся страшный гвалт – на сей раз кричали мужчины и девочка, – потом послышалась какая-то возня и раздался плач.

Другая женщина заорала:

– Джесс! Оставь ее в покое!

А третья:

– Ну мам, она первая…

– Заткнись, пизда тупая, – выплюнула первая женщина. – Делай, чо те, бля, сказали, засранка!

Грохот – залепили чем-то в стенку, решила Элли.

– А тебе бы тоже заткнуть поддувало, Кира Лукас. – Судя по голосу, вторая женщина была старшей из троицы. Голос угрюмый, брюзгливый. – Ну вы, все, хорош! Джесс, завали еблет и иди открой.

Шаги в коридоре. Вопли младенца зазвучали ближе. Девочка бормотала, пытаясь его утихомирить. Элли медленно выдохнула. Спокойствие, только спокойствие. Не нарывайся. Ты здесь, чтобы сообщить семье плохие новости. Вот кто они. Семья. Люди. Какие ни есть.

В замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, натянув цепочку. В проем выглянул темный глаз на бледном личике сердечком в обрамлении спутанных волос. Глаз моргнул на Элли. Младенец завизжал.