Во тьме безмолвной под холмом

Когда она нажала на спуск, Джесс отвернулась. Что-то горячее и липкое брызнуло ей в лицо, а когда она снова посмотрела, то увидела, что изумрудно-золотые обои в гостиной забрызганы тем же самым.

Лора Кэддик рухнула в кресло у окна.

– Этот готов, – сказала она.

В ушах Джесс до сих пор гудело от выстрелов. Где-то лаяла собака. Через разбитое окно гостиной доносился женский голос. В остальном – тишина.

Дружок доктора Эммануэль вошел в гостиную, обалдело завертел головой, глядя на кровь, на Пола, на Лору… Когда он открыл рот, чтобы заговорить, Джесс закрыла глаза.

49

Элли высмолила три-четыре самокрутки, одну за другой. К тому времени бедную Сэлли Купит отнесли в «Кооператив» и уложили в морозильнике рядом с Тони Харпером. Твари не поживились его трупом: либо не смогли выломать дверь, либо предпочитали живую добычу. Остальных Харперов оставили валяться там, где они упали: кто-то накрыл Лиз и Киру пластиковой шторкой, не желая тратить на них одеяла. Пластик облепил тела, покраснев от крови.

Пол Харпер попал Лоре Кэддик в грудь, но пулька мелкого калибра угодила в ребро. От боли Лора стала еще ворчливее прежнего, но в остальном не пострадала. Эрни Штазёлек получил пару дробин в ляжку и после их удаления остался лежать на импровизированной койке с крайне угрюмой миной; Элли подозревала, что он встанет на ноги, стоит Милли отвернуться. Робинсоны и Брейлсфорды разводили костры в Луговой роще и собирали припасы на ночь, причем Крис Брейлсфорд вломился в аптеку на Вышней улице в поисках медикаментов из списка Милли.

Элли нашла Ноэля на церковной кухне с сигаретой. Похоже, в последнее время курили все.

– Привет, – сказала она.

– Здорово.

– Ты в порядке?

– Не совсем. – Он издал дрожащий смешок. – За пять лет в армии мне так и не пришлось никого убить.

– Понимаю, дружище. Та же фигня. Ну, не в армии, но… – Ее голос дрогнул.

– Так и стоит перед глазами, проклятый. Я про Фрэнка Харпера. Как его отбросило назад. А он еще пытался ползти.

– Да, – сказала Элли, вспоминая последние секунды жизни Киры. Как бы она ни ненавидела эту девицу, трудно спокойно смотреть, как человек умирает, даже если он пытается застрелить тебя из разряженного пистолета. Лицо Киры так и стояло перед глазами: половина головы состоит из крови, костей и развороченных мозгов. В тот момент Элли замутило; потом тошнота прошла, и она подумала, как хорошо наконец избавиться от этой суки, а затем опять стало тошно – из-за того, что это ее рук дело. Она не знала, что это: черствость или честность. С ней что-то не так или она просто нормальный человек? Казниться, Элли, будешь в свободное время. Сейчас есть дела поважнее.

Вот только она не знала, чем заняться. Дела налаживались, оставляя ее в тупике. Она так не уставала за все последние месяцы, вместе взятые.

– Пойду-ка я наверх, – сказала она. – Отдохну пару минут.

Ноэль кивнул. Элли почувствовала себя неловко, будто ей следовало сказать ему что-то еще. Ты коп, а не соцработник, подумала она и улыбнулась про себя этому клише.

– Что смешного?

В самом деле, что? Уже из головы вылетело. Как же она устала.

– Не знаю. Неважно. Если я кому-то понадоблюсь…

– Ты наверху.

– Да.

Элли повернулась, чтобы уйти.

Снаружи послышались крики и возгласы, а потом взревел мотор.

Лиз очнулась с испуганным хрипом, словно пробудившись от кошмара. Может, так оно и было. Только она не могла вспомнить, что ей приснилось. Как оно почти всегда и бывало.

Боль терзала ее, но голова работала ясно. Лиз всегда просыпалась быстро: вот она крепко спит, а через мгновение уже готова к труду и обороне. Никакой зыбкой полудремы.

Она лежала под провонявшей плесенью пластиковой шторкой, а к ней привалилась Кира. Эти мудаки даже не удостоверились, что она мертва. Впрочем, Лиз буквально купалась в крови: горячая и ужасно липкая, она ручьем струилась под разорванным в лоскуты жилетом, промочила штаны. Левая рука и правая ляжка пульсировали болью.

Но она была жива под пластиковой шторкой, а Кира мертва – еще бы, ей полбашки снесло.

А мальчики?

Рядом слышались голоса. Не Фрэнка и не Пола. Возможно, они захватили Библию и съебали, решив, что мамке кранты. Коли так, она скажет им пару ласковых, как только доберется до фермы, особенно Полу – наверняка его идея.

Но Фрэнк, Фрэнк бы проверил. Во что бы то ни стало. Почему же он этого не сделал?

Страх сдавил нутро ледяными пальцами.

– Бога ради, Лора, просто ляг.

– Я в порядке.

– Лора, ты только что получила пулю в грудь. – Милли Эммануэль. Лиз скрипнула зубами и сжала кулаки. Начистить бы рыло этой святоше, да недосуг.

– Херня, второй калибр. – А это уже Лора Кэддик, грымза с вечно кислой рожей и дочкой-оторвой. – Он вечно рисовался с этой хренью, будто Рэмбо, но из нее и бельчонка сердитого не уложишь.

Она говорит о Поле с его дурацкой мелкашкой. Причем в прошедшем времени. Стало быть, Пола больше нет. Ладно, хоть и сын, но он всегда был обузой, мелким засранцем и прохиндеем, которого нельзя оставить наедине ни с одной дыркой.

– Лора, ну бляха-муха! Пуля есть пуля.

– Ты сама сказала, что она попала в ребро.

– Ну да. Но…