Во весь голос

но и без чтения

                              мы разбирались в том,

в каком идти,

                          в каком сражаться стане.

Мы

       диалектику

                             учили не по Гегелю.

Бряцанием боёв

                               она врывалась в стих,

когда

          под пулями

                                от нас буржуи бегали,

как мы

              когда-то

                               бегали от них.

Пускай

              за гениями

                                   безутешною вдовой

плетётся слава

                            в похоронном марше —

умри, мой стих,

                              умри, как рядовой,

как безымянные

                                на штурмах мёрли наши!

Мне наплевать

                             на бронзы многопудье,

мне наплевать

                           на мраморную слизь.

Сочтёмся славою —

                                     ведь мы свои же люди, —

пускай нам

                     общим памятником будет

построенный

                          в боях

                                      социализм.

Потомки,

                  словарей проверьте поплавки:

из Леты

               выплывут

                                  остатки слов таких,

как «проституция»,

                                     «туберкулёз»,

                                                              «блокада».

Для вас,

               которые

                               здоровы и ловки,

поэт

         вылизывал

                              чахоткины плевки

шершавым языком плаката.

С хвостом годов

                               я становлюсь подобием

чудовищ

                 ископаемо-хвостатых.

Товарищ жизнь,

                               давай

                                          быстрей протопаем,

протопаем

                    по пятилетке

                                             дней остаток.

Мне

         и рубля

                        не накопили строчки,

краснодеревщики

                                   не слали мебель на́ дом.

И кроме

                свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

                                  мне ничего не надо.

Явившись

                    в Це Ка Ка

                                         идущих

                                                        светлых лет,

над бандой

                     поэтических

                                             рвачей и выжиг

я подыму,

                   как большевистский партбилет,

все сто томов

                          моих

                                   партийных книжек.

Декабрь 1929 – январь 1930