Во власти чувственного дурмана

«Я волнуюсь, но по другой причине», – подумала Милли. После близости, которая у них была, было проще простого говорить Халиду о ребенке. Но Милли было ужасно трудно это сделать.

– Что у тебя за тайна? – спросил он и помолчал. – Ты беременна?

Милли громко охнула и честно ответила:

– Да, я беременна. – Она ждала его реакции, но Халид молчал до тех пор, пока они не приехали к его лондонскому дому, где он помог ей выйти из лимузина и повел вверх по лестнице.

– Встретимся через десять минут, – сказал он, поворачиваясь к ней, когда дворецкий открыл дверь.

Милли смотрела, как Халид поднимается по лестнице из красного дерева. Он не оглянулся на нее, не предложил ей руку. Она должна была испытать облегчение после того, как сообщила ему чудесную новость, но вместо этого Милли чувствовала себя еще бесполезнее, стоя в великолепном сводчатом зале.

Ерунда! Она станет матерью. И это самое главное. Сейчас не время прислушиваться к своим переживаниям. Она должна думать о будущем. Она скажет Халиду, что ей ничего от него не нужно, и оставит его в покое.

Ребенок. У них будет ребенок. Халид был потрясен таким поворотом событий. Ребенок – естественный результат бурного секса, который был у него с Милли; они нередко забывали предохраняться.

Отпустив спинку стула, которую крепко сжимал пальцами, он зашагал по кабинету. Ему нужно время, чтобы подумать. Десяти минут недостаточно. Его переполняли эмоции. Халид вырос в семье, где не поощрялось бурное выражение чувств. Его старшего брата, Саифа, все время баловали. Халид, как младший сын, был, безусловно, более энергичным ребенком, но на него почти не обращали внимания; он вырос под присмотром слуг. В семь лет он смирился с тем, что родители не любят его, и понял: ему придется самому пробивать себе дорогу в жизни. Он усердно учился, чтобы стать лучшим из лучших, и служил в армии, чтобы по-своему помогать своей стране, а затем занялся бизнесом. Саиф никогда не интересовался сапфировыми месторождениями, а только швырял деньги на ветер, однако Халиду удалось спасти королевскую казну.

Теперь долг перед страной для Халида превыше всего. Ему ни разу не приходило в голову, что у него может быть семья. Но потом он познакомился с Милли и, казалось, открыл ящик Пандоры. У него не осталось выбора, кроме как рассказать ей все подробности той ужасной ночи. Это может уничтожить Милли, погубить ее доверие, которое он завоевал. Но молчать он не может. Он должен быть с ней откровенным, ради их будущего ребенка.

Милли пригласили в кабинет Халида. Они переговорили всего несколько минут, и теперь она понимала, почему он хотел сохранить между ними формальные отношения.

– Давай уточним, – произнесла она, протягивая руку, чтобы заставить его замолчать. – После того как мы расстались восемь лет, за мной следили по твоему приказу? – Ее голос дрожал от шока.

– Постоянно, – спокойно подтвердил он, словно это было совершенно нормально. – Я знаю о тебе все.

– Как ты посмел так со мной поступать? – раздраженно спросила она.

– В ту ночь ты осиротела, – продолжал он, игнорируя ее бурную реакцию, – и я считаю себя ответственным за это. С самого начала я хотел оберегать тебя, и я не мог просто повернуться к тебе спиной и уйти.

– Значит, ты оплачивал все в моей жизни, – произнесла она.

Он промолчал.

– Ты считал это своим долгом, – с горечью прибавила она.

– Мисс Франсин с радостью предоставила тебе жилье, – продолжал он тем же спокойным тоном. – Она очень любит тебя. Но ты должна понимать, что эта старушка не могла тратить деньги на то, чтобы ты жила у нее.

– Я никогда не жила за ее счет, – вспылила Милли. Как он посмел такое предполагать? – Я всегда оплачивала аренду комнаты.

– Да, ты ее оплачивала, – согласился он, – но финансы мисс Франсин очень ограничены, и она отказывалась брать у меня деньги. Меньшее, что я мог сделать, – это оплатить твою учебу.

– Значит, мои стипендии…

– Ты их заслужила, – решительно заявил он. – Халифа не предоставляет незаслуженных грантов.

– Халифа? – Милли была шокирована. – Я думала, стипендии мне выплачивал университет. О Халифе ни разу не упоминалось.

– В Халифе не принято привлекать повышенное внимание к благотворительности.

– Ты сделал это из-за чувства вины? – спросила она.

– Отчасти да, – признался он.

– Я бы предпочла, чтобы ты сказал правду в суде.

– Я сказал в суде правду.

Однако Халид о многом умолчал, зная, какой скандал поднимется в прессе, и Милли станет изгоем, когда выяснится правда о смерти ее матери.

– Ты рассказал свою версию правды, – упрекнула она.

– Некоторые факты ничего не изменят, Милли.

– Например, те, которые доказывают, что твой брат виновен в убийстве? – Она безрадостно хохотнула.

– Твою мать столкнул в воду не он. Я сказал, что это был наркодилер.

– Но твой брат довел мою мать до крайности. Именно он организовал ту вечеринку, на которой над ней издевались его гости. Хотя твои адвокаты заявили в суде, что судьба моей матери была в ее руках, наверняка кто-то мог ее спасти! Ты должен был спасти ее! Мне следовало…

– Ты напрасно мучаешь себя, – сказал он, когда она умолкла.