Во власти любви

– Он не может оставить меня. Он мой якорь, а я его свет.

Я чувствую, как моё тело расслабляется. Конечности обмякли, и сон накрывает меня. Весь шум в моей голове стих. Лишь слова врача всё так и не рассеиваются.

Слишком поздно…

Глава 2. Адриана

Я открыла глаза, и меня встретил яркий солнечный свет, льющийся в комнату из окон. Как по мне, было слишком светло. Возможно, из-за солнца, а может, из-за долгого сна, мои глаза чувствовали дискомфорт и сухость. Как и мой рот. Было ощущение, словно я находилась в пустыне. Мне очень хотелось пить.

Я повернула голову в другую сторону и увидела молодую девушку в тёмно-синей медицинской форме. Она стоит возле пищащих аппаратов и что-то записывает в планшет. Папа разговаривает по телефону в другом конце комнаты. Его лицо суровое и довольно жёсткое. Челюсть сжата, брови нахмурены, волосы слегка растрёпаны, словно он проводил по ним, не переставая. Странно видеть его в таком виде, ведь обычно папа тщательно следит за тем, как он выглядит. Всегда строгий костюм-тройка, идеально завязанный галстук – сейчас он был без него.

Я заметила эти изменения, когда он только пришёл за мной. Уверена, он не забыл галстук дома. Возможно, дело было в том, что теперь некому его завязывать, потому что раньше этим занималась мама. Она вставала на небольшой пуфик, чтобы дотянуться до шеи отца, и проделывала этот ритуал каждое утро со дня их свадьбы.

– Мисс, как Вы себя чувствуете? – обратилась ко мне девушка с тёплой улыбкой на лице, привлекая внимание папы.

Он сбросил звонок, даже не попрощавшись с собеседником, и подошёл ко мне.

– Адриана, – склонился надо мной папа, целуя в лоб. – Как ты, милая?

Я была дезориентирована в первые несколько минут, не понимая, как сюда попала, но в целом чувствовала себя лучше, чем…

– Что случилось? – мой голос хриплый из-за сухости во рту.

– Выпей немного воды.

К моей руке подключена капельница с какой-то прозрачной жидкостью, поэтому папа помог мне присесть и протянул стакан. Я сделала несколько глотков, а он обратился к медсестре:

– Если жизненно важные показатели в норме, я забираю свою дочь домой.

В этот момент дверь в палату открылась, и к нам зашла женщина в белом халате. Она выглядит старше молодой медсестры. Её тёмные волосы распущены, но заколоты таким образом, что спадают ей на плечо. Очки с толстой оправой мешают разглядеть цвет её глаз, но теплота в них была видна издалека. Она подошла к нам и встала напротив моей кровати.

– Мисс Моретти, я рада, что вы проснулись. Судя по цвету лица, вам намного лучше, однако…

Медсестра протянула ей планшет и вышла из палаты, словно хотела убежать отсюда подальше. Возможно, её напугал тон и взгляд моего отца.

– Я не могу сказать, что готова вас выписать.

– Я не спрашивал разрешения, доктор…

– Стоун, – сказала она, подняв на отца свой взгляд.

Доктор Стоун.

– Мистер Моретти, послушайте…

– Если хотите поспорить или что-то порекомендовать, то оставьте это. Я сказал, она не будет здесь больше находиться.

Папа никогда так не разговаривал ни с одной женщиной. Его голос был слишком груб, отчего даже у меня пошли мурашки.

– Папа, пожалуйста, – я взяла его за руку, чтобы немного успокоить.

– Твоё место не здесь, – он посмотрел на меня, и его тон стал мягче. – В Чикаго тебя уже ждут наши врачи.

Конечно, у папы как у Капо была своя больница с полным составом медицинского персонала на случай необходимости. Это была обязательная мера в его деятельности. Там в основном лечились члены Каморры, но она была открыта также для всех жителей Чикаго. Здесь работали люди, знающие, в каком мире они живут, и не были против. Люди, которые умеют молчать, всегда лучше всего выполняют свою работу. Особенно, когда им предоставляют защиту и хорошее вознаграждение.

Но меня беспокоит сейчас не это. Я не знаю, как задать самый волнующий меня вопрос. Страшно узнать ответ. Страшно от чувств, которые накатывают при мысли, что с ним что-то случилось.

– Папа, какие есть новости?

Он молчит, глядя на меня. Его глаза что-то ищут в моих. Будто то, что он пытается найти, поможет ему ответить на мой вопрос. Я мысленно молюсь, чтобы он не произнёс тех слов, которые я так боюсь услышать. Но он молчит.

– Мистер Уильямс жив, – вместо отца говорит доктор Стоун.

После её слов моя грудь разжалась, и я смогла выдохнуть, хотя даже не заметила, когда задержала дыхание. Из моих глаз полились слёзы, когда я посмотрела на неё и увидела на лице улыбку. Облегчение накрыло меня, но тело начало содрогаться от нахлынувших эмоций. Счастье и грусть смешались, и я не могла понять, отчего эти слёзы. Из-за вины, которую я ощущаю? Из-за того, что сделала? Или не сделала? Или я просто рада, что Алессио жив?

Он жив. Боже…

Я определённо точно рада этому, даже если и должна ощущать что-то другое, например, злость или ненависть к человеку, который воспользовался мной. Но злиться я не могла: моё сердце разрывается от мысли, что с ним может что-то случиться.