Изабель спрашивает: «После начала терапии я заметила, что мои отношения с близкими и друзьями изменились. Неужели наши проблемы облегчают жизнь другим?»
Когда мы работаем над собой, отношения с другими тоже меняются. Наши проекции ослабевают по мере того, как мы восполняем свои дефициты. Кроме того, наши желания в большей степени ориентированы на наши ценности, чем на повторение травматических ситуаций или на потребность удовлетворять чужие желания во что бы то ни стало. Иногда выясняется, что в нашем окружении есть люди, которым выгодно поддерживать отношения с нами именно из-за дефицитов, от которых мы страдаем. Дело в том, что рядом с нами они чувствуют себя благополучнее. Неудивительно, что родители, друзья или супруги выступают против терапии своих близких, иногда даже ее запрещают. Они могут говорить, что им страшно потерять вас или что терапия изменит вас до неузнаваемости. Но на самом деле они боятся потерять в вас носителя симптомов, за счет которых они освобождаются от своих проблем, ведь тогда им придется или посмотреть на себя в зеркало, или быстро отыскать новый объект для проекций. Неужели наша роль сводится к умиротворению своего окружения?
В результате работы над собой вы увидите, кто от вас отдалится, кто изменит свое отношение, а кто подстроится под вас. И еще вы повстречаете новых людей. Когда меняется душевное состояние, меняется и внешний мир.
Своим поведением перверт ставит себя выше закона.
Независимо от того, кто познакомит ребенка с законом — мать, отец, тетя, дядя, учитель или кто-то еще, на подсознательном уровне, — согласно психоанализу, закон должен быть связан с фигурой отца, чтобы разбить диаду «мать — ребенок».
Перверт пытается аннулировать и оставить без последствий слова отца, а потому и свою психическую реальность — нетронутой. Поль-Клод Ракамье говорит в этом случае о самозарождении. В своих фантазиях перверт создал себя сам. Идея существования отца для него невыносима, если только за ней не открывается возможность использовать его в своих целях. Присутствие человека, воплощающего закон, мучительно для перверта. Обороняясь от этого страха, он может выдать свои защитные механизмы.
Когда Сантьяго принимал Стеллу на работу, он предложил ей зарплату в форме базового оклада и процентов за продажи. Однако процентов Стелла так и не увидела. Однажды она пришла к руководителю в кабинет с трудовым договором в руках, чтобы потребовать причитающийся ей гонорар. Сантьяго вырвал у нее из рук договор и, схватив ручку, вычеркнул из него пункты, признавать которые теперь не хотел. Стелла кричала на него, но Сантьяго ее не слушал. В итоге она сказала: «Это всего лишь копия договора. Оригинал я отдала на хранение в профсоюз». Тогда Сантьяго, криво ухмыляясь, без разрешения поцеловал ее в щеку, бросил договор на пол и вышел из кабинета. Стелла была обескуражена тем, как Сантьяго отыгрался на ней, однако оставалась спокойна, потому что вернула свой экземпляр договора.
Когда Сантьяго чувствует себя в безопасности, он ощущает себя всемогущим. Но стоило Стелле призвать на помощь третью сторону, представляющую закон, как он тут же испугался.
Нарциссический перверт разыгрывает из себя всемогущего: он сильнее отца, матери… Не справившись с эдиповым комплексом, он неспособен к триангуляции, не может смириться с присутствием третьего, который вмешивается в отношения между матерью и ребенком и навязывает новые правила.
Обычно перверт действует скрытно, чтобы избежать осуждения и не запятнать свой образ. Как мы видели, он чувствует себя неполноценным. Он получает власть от создаваемых им иллюзий. А они очень хрупкие, и (что ему хорошо понятно) разрушатся от прикосновения третьего — полноценного, отстраненного наблюдателя, который в состоянии окинуть их объективным взглядом. Призывая третьего, представляющего закон, Стелла как будто привлекает в разговор отца, чего перверт вытерпеть не может. Интересно отметить, что Сантьяго отыгрывает вовне (спонтанный поцелуй), как ребенок.