– Через десять минут вы можете пройти в тёмную комнату, – храня на лице безмятежное выражение, проговорил Вадим, когда Леся уже отчаялась услышать положительный ответ.
– Спасибо, – буркнула она, чувствуя, как радостно забилось её сердце.
И в то же время душу заполонила тревога. Джек за эти дни мог что-то решить относительно их дальнейших отношений, и сейчас Олеся, вполне вероятно, услышит свой «приговор». И так никогда и не узнает, кто же скрывался под маской незнакомца.
Она вошла в тёмную комнату и замерла на пороге. Джек уже был здесь – Олеся научилась узнавать о его присутствии в кромешной черноте.
– Мне начинает казаться, что моё наличие рядом с тобой тебе уже не нужно, – начала она совсем не с того, с чего хотела.
В ответ – молчание. И только едва приметный шорох говорил о том, что незнакомец всё же здесь и слышал её.
– Как только оно перестанет быть мне нужным, ты узнаешь об этом первой.
Олеся силилась понять по голосу Джека, в каком он настроении, но не могла. Лишь только прошла к своему обычному месту и устроилась на самом краешке кресла.
– Ты жалеешь о том, что случилось в нашу последнюю встречу?
– А ты?
– Я – нет.
Снова молчание, заставляющее сжимать и разжимать пальцы рук, сцепленные в замок на коленях.
– Но и не хочу, чтобы это повторилось, – добавил Джек, и Олеся испытала… разочарование.
– Почему?
– Потому что это всё усложняет.
– Усложняет… – Олеся не выдержала, и с губ её сорвался нервный смешок.
Куда уж больше? – хотелось ей задать вопрос, но она не стала этого делать. В целом, Джек действительно был прав – легче не становилось. Напротив, к клубку эмоций, вопросов, остающихся без ответов, и попыток не ошибиться прибавились ещё и чувства. Острые, выматывающие чувства.
– Ты ответишь мне на несколько вопросов? – уточнила она, когда тишина вновь стала давить со всех сторон.
– Отвечу на те, на которые смогу.
– Скажи, ты не выходишь из дома? Вообще?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что мне это важно. Ответь.
– Нет. Не выхожу.
– А мне самой можно выходить куда угодно?
– Кажется, я ничего не запрещал тебе. Или запрещал? Хотя, если бы и запретил, мы оба знаем, что ты думаешь об этих запретах.
Олеся сделала глубокий вдох. Он был прав, но и не прав одновременно.
– Если я встречусь с человеком, у которого ко мне есть деловое предложение, ты будешь против?
– Кто-то ещё хочет услышать, как ты умеешь рассказывать сказки? – В голосе Джека послышались язвительные нотки.
– Нет. Я пока не знаю, что это будет за предложение.
– Так твой первый вопрос связан с тем, что ты сама готова прекратить наши встречи?
Он произнёс эти слова, и Олеся ощутила, что ей становится нечем дышать. Неужели он не понимает, насколько глубоко она уже погрузилась в это всё? Неужели не осознаёт, что страх лишиться этих свиданий в темноте настолько острый, что должен чувствоваться на расстоянии?
Вместо ответа Леся поднялась на ноги, подошла к Джеку и несмело прикоснулась к рукаву его пиджака. Ей показалось, что незнакомец может в любой момент отстраниться и уйти. Напряжение, витавшее между ними, ощущалось физически.
Но она не собиралась отступать. Положила руки на плечи Джека, потянулась губами к его губам и когда коснулась их, почувствовала, что они сжаты в строгую линию.
– Я же уже сказала, что ты приручил меня, мой пират. Ты мне не веришь?
Он не произнёс ни слова, но расслабился, и Олеся углубила поцелуй. Сначала провела языком по его губам, а когда Джек ответил, едва не застонала, чувствуя жадность, которая накатывала со всех сторон. Жадность и потребность выплеснуть всю ту страсть, что бушевала в венах, и отклик на которую она ощущала от Джека.
– Я уже сказал, что ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится, моя Леди, – отстранившись, выдохнул незнакомец ей в губы, пока Олеся пыталась совладать со сбившимся дыханием. – Единственное, чего я не потерплю – лжи.
Теперь он поцеловал её сам – жёстко и отрывисто, причиняя боль тем, как сминал её губы. И, не успела Леся сказать ни слова, как Джек оставил её, отступив и покинув тёмную комнату.
***
В своей жизни Артур Шервинский больше всего не любил две вещи: плохо приготовленные блюда и когда что-то шло не так, как он того хотел.
И если с первым проблем Шервинский практически никогда не знал, будучи сам опытным ресторатором, то со вторым пунктом у него в последнее время намечался некоторый напряг.
И у этого напряга было вполне конкретное имя – Олеся Александрова.
Постукивая кончиками пальцев по столу, он размышлял о том, что делать дальше, если она все же откажется прийти к нему на встречу со своим так называемым «любимым мужчиной». Думая об этом, Артур даже пренебрежительно фыркнул – если она хотела остановить этим его поползновения в свою сторону, расчет явно не удался. Даже напротив – добавил ему азарта в том, чтобы, несмотря ни на что, получить желаемое.
Он уже подумывал набрать ее сам, чтобы напомнить о своем существовании, но в этот момент его айфон завибрировал, высветив на экране ее имя.
– Да, – коротко откликнулся он, пряча за сдержанно-ленивым тоном разлившуюся по нутру радость.
– Артур, это Олеся.