Во власти незнакомца

Олеся сама не понимала и не могла бы ответить себе на вопрос: почему её отношение к Джеку вдруг стало… таким? Она ведь устраивалась к нему на работу на совершенно определённых условиях – встречи в тёмной комнате и никакого интима. Только разговоры и ничего кроме. И вот теперь была совершенно растеряна всем, что вдруг стало происходить в её жизни. Потому что сама позволила этому зайти слишком далеко. И сама упивалась тем, что порождал в ней незнакомец, когда они находились в тёмной комнате.

И в то же время начинала испытывать досаду. Она не находила ни единого ответа на свои вопросы и это злило. Леся не могла строить свою жизнь вне Джека, ибо испытывала перед ним вину. И следствием этого стала попытка соврать. Она ведь знала, чем может закончиться и эта ложь, и сказанная правда, и выбрала первое, но каким-то десятым чувством ощутила, что Джек может обо всём знать.

На следующий день она сделала то единственное, что, как считала Олеся, могло её отвлечь. Съездила в магазин и скупила едва ли не все орхидеи, которые там были. А к ним комплектом – горшки, несколько упаковок специальной почвы, опоры… И, устроившись в небольшой оранжерее, принялась за своё дело. Этот своеобразный зимний сад казался ей заброшенным. Всюду были видны следы ухода, но у Олеси сложилось ощущение, что в растения не вкладывают того, в чём они нуждаются – души.

Может, и Джек был точно таким же – у него было всё кроме главного – человеческого тепла. Которое он искал в совершенно незнакомом ему человеке. И нашёл…

Олеся поджала губы, когда пересадила третью орхидею. Отставила горшок, потому что руки начали мелко подрагивать. То, что она испытывала сейчас, было похоже на набегающее на берег океана цунами, которое с каждым разом становилось всё выше и сильнее. Её затапливало такими чувствами, от которых даже дышать стало тяжело.

Олеся поняла, что именно её угнетает – ложь. То, что она соврала Джеку, и та вина, которую чувствовала при этом. Она смогла спрятать свои чувства как можно глубже, но они вышли на поверхность.

И ей хотелось сейчас только одного – встретиться с незнакомцем и во всём ему сознаться. Бросив своё занятие, Леся поднялась с пола, на котором сидела всё это время, отряхнула руки и отправилась на поиски Вадима.

– В каком смысле, Хозяин отказывается сегодня со мной встречаться? – с непониманием и даже обидой вопросила Олеся, нахмурившись и глядя на Вадима.

– Он сказал, что сам решит, когда будет готов к новой встрече.

– Вот как? Тогда, пожалуйста, повторите ему ещё раз мою просьбу. И скажите, что это… жизненно важно.

– Хозяин сказал, что не желает с вами встречаться сегодня, – повторил Вадим, и по тону его Олеся поняла, что спорить тут бессмысленно.

Это обескуражило. Породило всё новые и новые волны растерянности и вины. Но в то же время, окрасилось нотками злости.

Хорошо, дело его. Если Джек желал её проучить, она готова была понести это наказание.

Олеся развернулась на месте и, цокая каблучками, гордо удалилась, сама не зная, куда направляется.

Она принялась бродить по дому, бесплодно пытаясь совладать с тем, что чувствовала. Гнев, раздражение, беспомощность… Всего этого было так много, что чувства сводили с ума.

Какая сила принесла её к запретной комнате, Олеся не знала, но стоило только увидеть, как из-под двери пробивается тоненькая полоска света, всё, что бушевало внутри, утихло. Остался только стук сердца, такой громкий, что заполонил собой всё.

Леся закусила нижнюю губу, огляделась, после чего положила пальцы на ручку. Она всего лишь хотела узнать, заперта ли на этот раз дверь или нет. Всего лишь это…

Одно нажатие, ручка поддалась, а следом случилось то, чего Леся боялась и желала одновременно – дверь тихонько скрипнула и приветливо приоткрылась.

Он редко позволял себе возвращаться в комнату, где каждая вещь кричала о каком-то воспоминании и где на считанные мгновения можно было представить себе, что его жизнь все ещё такая, как прежде. Что не было того, что его сломало и уничтожило, но стоило только открыть глаза – и становилось ясно, что ничего невозможно вернуть назад. И что эти мгновения самообмана причиняют больше боли, чем дают утешения.

Он приходил сюда теперь чаще всего только тогда, когда в очередной раз нуждался в том, чтобы напомнить себе о своих целях и о том, что его жизнь имеет ещё хоть какой-то смысл.

Как это было сейчас. Сейчас, когда у него внутри, казалось, все раскололось на две половины, одна из которых ненавидела ту Лесю, какой он представлял ее себе прежде, а другая нуждалась в ней – той, которую он знал по встречам в темной комнате.

Его пальцы коснулись рамки с фотографией, стоявшей на камине, в попытке ощутить то же, что испытывал раньше, когда начинал все это. Зло сцепив зубы, он старался побороть сам себя, но чем яростнее была эта борьба, тем отчаяннее он понимал, что отчасти уже не принадлежит сам себе.

И все же намерен был пойти до конца.