– А какой ты есть на самом деле? – грустно усмехнулась Леся. – Человек, который мстит за то, что меня не оказалось рядом с его дочерью в нужный момент?
Ему показалось, что его окатило ледяной водой. Что она хотела сказать этим – «не оказалось рядом в нужный момент»?
– Как… – он растер пальцами усталые глаза. – Как не оказалось? Ведь Марго упала в тот момент, когда дети были под твоим присмотром?
– Откуда ты это взял? – Она взглянула на него удивлённо, даже возмущённо. А он вдруг понял – его вина куда страшнее, чем казалась до этого.
– Анна Николаевна сказала.
– Ты говорил с ней и не поговорил со мной?
Именно это он и сделал. И признавать это сейчас – все равно что подписать себе смертный приговор.
Но он все же сказал:
– Да.
Она смотрела на него теперь даже не с ненавистью – с презрением. Он понимал, как выглядит сейчас в ее глазах, но лгать ей больше не хотел.
– Она обвинила во всем тебя. А я ей поверил.
– Ясно.
Одно короткое слово – а сколько в нем всего… Артур Шервинский понял – теперь это точно конец.
– Уходи, – сказала Леся, подтверждая его мысли. – Я никогда – никогда, слышишь?! – не полюблю того, кто казнит без суда и следствия! Я годами винила себя в гибели Марго, хотя вся моя вина в том, что я не стащила ее с подоконника прежде, чем уйти! Ты можешь считать себя отомщенным, Артур Шервинский. Надеюсь, это сделает тебя счастливым.
Она не указала ему на дверь, не попыталась его вытолкнуть – он ушел сам. Ее категоричное «никогда» било сильнее любого физического воздействия.
Он отступил. Не навсегда – на время. Было то, что ему следовало сделать прежде, чем ещё раз попытаться выпросить у Леси прощения.
***
Он поверил той, которая её оболгала! Сам вынес Лесе приговор, сам же его и исполнил, даже не задумываясь о том, чтобы всё проверить, чтобы выслушать все стороны.
Но какое сейчас это имело значение? Всё уже случилось и решение было принято. Что бы ни сделал Артур, она будет не в силах его простить. Как бы ни любила. По крайней мере, в ближайшее время, а дальше Леся не загадывала.
Для Олеси он всё ещё был Джеком – её таинственным незнакомцем, которому она доверилась. Смириться с мыслью, что это и был Шервинский, не получалось до сих пор, хоть в прикосновениях Артура она и узнавала Чёрного Джека. Хоть и знала, что это один и тот же человек.
Когда он ушёл, совершенно глупым, пусть и кратковременным желанием стала потребность окликнуть его. Остановить. Что Олеся бы тогда сказала Джеку, она не знала, но сейчас, когда Артура рядом больше не было, чувствовала себя опустошённой.
Она вернулась обратно и плотно заперла за собой дверь. Ей нужно было время на то, чтобы принять решение – оставаться или пытаться сбежать, заранее зная, что убежать от себя не получится.
Почти все средства, которые удалось заработать и скопить, решено было потратить на месяц отдыха для отца и Любы. Наверное, совершенно неправильно было нарушать их покой, в который она могла внести лишь сумбур, но Леся не нашла ничего лучшего, чем отправиться к родным людям.
Они сняли домик у моря. Здесь был чистый воздух, рядом – фруктовый рынок, куда папа с Любашей постоянно ходили за покупками, здесь было тихо и спокойно.
Отец встретил Олесю так, как будто только и делал, что ждал её приезда. Сестрёнка тоже обрадовалась – с её лица не сходила счастливая улыбка. И Леся, несмотря на тревоги, что так и жили в её душе, почувствовала себя дома.
– Может быть, мне снова удастся устроиться учителем, – сообщила она отцу то, в чём сама была совершенно не уверена. Она понимала, что причиной отказов на всех рабочих местах, куда она пыталась отправить своё резюме, был Артур Шервинский. И вот теперь, когда между ними всё стало ясно, самое меньшее, что он мог сделать – снять все препятствия для того, чтобы она могла найти себе приличное место. Ей вообще хотелось целиком и полностью сосредоточиться на работе, да и в этом была необходимость.
– Хорошо, – кивнул папа, выставляя на столик на террасе два бокала и бутылку домашнего вина. – Любаша спит, может, посидим?
Олеся посмотрела на отца удивлённо, но быстро совладала с собой и улыбнулась.
– Какие у вас замашки! Я категорически за!
Она устроилась за столом, подперла кулаком подбородок. Папа здесь стал совсем другим – спокойным, что ли. Как будто не было у него за плечами того, что он пережил. И в сравнении с этим собственные проблемы показались такой глупостью…
– За нас, – поднял он тост, когда разлил вино в бокалы.
– За нас! – Олеся отпила глоток терпкого, но безумно вкусного вина. Оторвала от грозди виноградинку и положила в рот.
Отец ни о чём её не расспрашивал, но это было привычным. Он никогда не лез в то, куда люди сами не желали его впускать, и за это Леся была ему благодарна.
– У тебя ведь всё хорошо? – уточнил он через время, когда они просидели с бокалами, глядя на закат над морем.
– Да, всё хорошо, – зачем-то соврала Леся. Хотя, она знала, зачем. Не желала перекладывать на плечи отца то, что относилось только к ней.
– Вот и славно, – качнул он головой и устремил взгляд на море.