Во власти порока

Прежде чем выйти из квартиры, Борис Сергеевич строго на строго запретил Лане высовывать нос наружу. Не тут было. Лана последовала за отцом, прозорливо прихватив с собой мобильный телефон. На их этаже собирались соседи.

– Что случилось?

Ответила Матильда, соседка с третьего этажа, маленькая, сухонькая старушка, которая всем строго настрого запретила называть её по имени отчеству, видите ли годов ей это добавляет. О возрасте бабы Моти можно было лишь догадываться. Сама она на эту тему говорить отказывалась.

–Нину убили. Душегубы, – всхлипнула она, – Ох, горе то какое!

Георгий Андреевич держался мужественно. Он стоял в стороне, крепко приживая жену, бившуюся в истерике. По его лицу текли слезы.

– Гера, чем помочь, – это был даже не вопрос, просто Борис Сергеевич не мог найти слов. Приблизившись к товарищу, он положил руку ему на плечо.

Столь близкое дыхание трагедии отравляет. Борис Сергеевич посмотрел на дочь, и почувствовал леденящий сердце ужас.

– Чем тут поможешь, – едва слышно отозвался Георгий Андреевич, – нет больше нашего ребёнка…

– Не топчитесь вокруг трупа, – деловито распорядился Иннокентий Семёнович, нервно теребя тщедушную седую бородку, – все следы преступления изничтожите! Сидите по домам!

– Сам-то чего не сидишь, умник? – напустилась на него Матильда, – у людей горе, а ты несёшь не весть что!

– Горю уже не поможешь, а следствию…вполне! Мы все заинтересованы в том, чтобы убийцу нашли и наказали! – Иннокентий Семёнович, после того как вышел на пенсию» начал фанатеть по классическим детективам, поглощая их с жадностью в неимоверных количествах. Это очень развивало память, логику и мышление. Восьмидесятилетний «живчик» с молодым озорным взглядом в обрамлении паутины глубоких морщин, да ещё и бросающий неравнодушные взгляды на огненно-рыжую Матильду.

Требование старика все дружно проигнорировали и расходиться не стали. Это было не простое любопытство, нет, люди выглядели подавленными и искренне сопереживали родительскому горю. Тем временем, старший по дому, вкручивал электрические лампочки на каждом этаже.

Загорелся свет.

–Кто-то должен умереть, чтобы Лёня оторвался от бутылки с водкой и занялся своими обязанностями, – задумчиво изрёк Иннокентий Семёнович, и перехватив гневный взгляд Матильды, подал знак руками, что умолкает.

Свет выдернул из темноты труп убитой девушки. Открывшаяся картина была ужасной. Нина лежала на животе, с раскинутыми в сторону ногами. Одна туфелька слетела с ноги и оказалась несколькими ступенями ниже. Немного поодаль сиротливо поблёскивала пайетками маленький черный клатч. До квартиры ей оставался один лестничный пролёт. Кому могла помешать весёлая и добрая девушка?

Вскоре приехала полиция. Всех попросили разойтись по своим квартирам и не мешать работать следственно-оперативной группе.

Последним место происшествия покинул Иннокентий Семёнович. Каким-то чудом, ему удавалось оставаться незамеченным для сотрудников полиции, пока, с умным видом, он не полюбопытствовал у строгой женщины -судебно-медицинского эксперта, осматривающей       труп, про ширину странгуляционной борозды.

– Почему гражданский на месте происшествия?!– рявкнула чернявая дама средних лет с острым, как лезвие взглядом, – Уберите деда! Мне помощники не нужны.

Оперативники сопроводили «народного» следователя до квартиры, не обращая внимания на несколько выдвинутых им версий, которые он настойчиво хотел отработать, и наказали не высовываться.

В постели Лана оказалась только рано утром, после утомительной беседы со следователем и после «слоновой» дозы успокоительного.

Глава 4

Каменные стены двухэтажного особняка заботливо объял сосновый бор, даря ему свою прохладу и целительную силу. Райский уголок в нескольких часах езды от Санкт-Петербурга на берегу Дубковой бухты Финского залива, где так любил уединяться Николай Игнатьевич. Его семья не знала о существовании этой «дачи» и о том, что большую часть служебных командировок он проводил именно здесь в абсолютном покое.

Высокий каменный забор и тенистые аллеи надёжно укрывали жизнь обитателей виллы от посторонних глаз. Территория надёжно охранялась. В доме был штат прислуги: садовник, несколько помощниц по хозяйству, повар и конюх. Депутат обожал животных, особенно собак и лошадей, периодически пополняя конюшню породистыми скакунами, от грации и мощи которых захватывало дух. Полгода назад ему подарили двух щенков Кане-корсо, которых привезли из Италии. Черного кобеля он назвал Коррадо, а серо-голубого Бенджамин.

Развалившись в кресле у бассейна, который был размещён в левом крыле здания, там же где и баня, Николай Игнатьевич потягивал пиво и читал свежую газету. Анна, получившая статус его «любовницы» несколько недель назад, в купальнике золотистого цвета, рассекала голубую гладь. Стройный силуэт, красиво подсвечивался из-под воды декоративными светильниками.

Возле ног Николая Игнатьевича мирно сопели Бенджамин и Коррадо, в окружении «собачьих» игрушек, которые с их появлением были повсюду, словно в доме появились маленькие дети.